Роковая тайна сестер Бронте. Часть 3
Шрифт:
Теперь же мисс Бронте вспомнила об этом эпизоде из своей далекой юности отнюдь не случайно: ведь та самая гравюра Эдварда Финдена, изображающая величественные развалины аббатства Болтон, сама была создана по рисунку Джозефа Мэллорда Уильяма Тернера, акварельные работы которого ее так пленили теперь.
Теплой и сердечной оказалась встреча Шарлотты с весьма почитаемой ею писательницей Гарриет Мартино, чьи произведения – роман «Дирбрук» и социально-политические повести «Хижины», «Банкир Беркли» и «Сеятели и жнецы», воспроизводившие быт бедняков во всей своей жестокой правдивости, – в свое время оставили в памяти пасторской дочери неизгладимый след.
В середине декабря Шарлотта
– Вот новости я услыхала! – возбужденно произнесла Марта после первых теплых приветствий.
– В чем дело, Марта? – спросила Шарлотта, необычайно смущенная озорным блеском, внезапно заигравшим в глазах у горничной.
– Сделайте одолжение, сударыня, – живо ответила Марта. – Вы написали две книги – две самые великие книги на свете! Мой отец слышал об этом в Галифаксе, а наши добрые соседи – мистер Д. Т. и мистер Г., и мистер М. – в Бредфорде – и они собирают на днях митинг в Институте Механиков, чтобы решить, как теперь им получить их.
– Молчите, Марта и ступайте вон! – кипя от негодования, воскликнула Шарлотта, у которой выступил холодный пот при мысли, что какие-то там мистер Д… Т…, мистер Г…, мистер М… и еще сотни всяких мистеров и миссис из захолустных провинций Англии будут читать «Джейн Эйр» и «Шерли» – эти сокровенные детища ее души.
…Итак, тайна авторства Шарлотты Бронте раскрылась: теперь уже не только жители столицы, но и провинциальные жители и, в первую очередь, обитатели достославного Гаворта и его окрестностей знали, чье подлинное имя долгие годы скрывалось за псевдонимом «Каррер Белл».
В гавортскую церковь стало стекаться большое количество прихожан, желавших увидеть знаменитого автора «Джейн Эйр». Когда же в упомянутом Мартой Институте Механиков появилось несколько экземпляров «Шерли», то все участники митинга разом пожелали получить эту книгу. Они вытягивали жребий порознь на каждый том (ибо первое издание «Шерли» выпускалось в качестве двухтомника), и те счастливцы, кому выпадала благословенная возможность получить том книги, согласно установленному порядку, не имели права держать его долее двух дней и за каждый лишний день должны были платить по шиллингу штрафа.
Шарлотте пришлось даже на три дня выехать в поместье Готорп-Холл, располагавшееся неподалеку от Галифакса, чтобы удовлетворить праздное любопытство неких господ Кей-Шаттлуорт, пожелавших во что бы то ни стало свести личное знакомство с самим Каррером Беллом.
Как непредсказуемы и жестоки порою бывают насмешки Судьбы! Шарлотта всегда мечтала стать публикуемым автором, делала все для того, чтобы добиться этой цели – и вот теперь она наконец достигла всего, чего хотела. Теперь она известная писательница и успешная, самодостаточная женщина. Но отчего именно сейчас столь отчаянно щемит сердце? Почему в то время, как восторженные читатели столь отчаянно ищут встречи с нею, ей нестерпимо хочется закрыться от всего мира и выплакать всю свою накопившуюся горечь и печаль? Разве к такой славе она стремилась? Разве такого удела для себя желала? Сейчас, как никогда прежде, ощущала она всю тщету и суетность своих жизненных устремлений. Она с превеликой радостью отдала бы все – славу, признанье, деньги – за то, чтобы ее любимые сестры и брат снова были рядом – живыми, здоровыми и полными сил. Никакие слава и богатство не стоят мудрого, понимающего взгляда Эмили и нежной улыбки Энн!
Пожалуй, одним из немногих жителей Англии, оставшихся равнодушными к факту авторства Шарлотты Бронте и составивших весьма невысокое мнение о ее творчестве, был Артур Белл Николлс – угрюмый и замкнутый в себе викарий ее отца. Мистер Николлс счел «Джейн Эйр» посредственной книгой; над «Шерли» же он откровенно смеялся и, более того, упорно желал прочесть вслух «духовные сцены» романа в присутствии своего достопочтенного патрона.
Впрочем, мнение мистера Николлса интересовало Шарлотту меньше всего. В то время как этот почтенный господин стремился уязвить пасторскую дочь своими ехидными насмешками, она поддерживала деятельную корреспонденцию со своими лондонскими друзьями – Джорджем Смитом и его милейшей матерью, Уильямом Смитом Уильямсом и даже с казавшимся ей не слишком приятным, зато весьма практичным Джеймсом Тейлором. Письма от них были настоящим целебным бальзамом для страждущего в неизбывной тоске по безвременно ушедшим из жизни любимым сестрам и брату чуткого сердца Шарлотты Бронте.
Кроме того, Шарлотта с величайшим удовольствием продолжала вести активную переписку со своей давней подругой Эллен Нассей, с которой охотно делилась новыми впечатлениями, самым ярким из которых была, разумеется, достопамятная встреча с Теккереем.
«<…>Теккерей – титан мысли, – сообщает она верной мисс Нассей в одном из своих писем, – его присутствие, его способности оказывают глубокое интеллектуальное воздействие. Он кажется мне совсем особенным человеком. Все остальные по сравнению с ним – второстепенные<…>».
Теперь Шарлотта Бронте с затаенным трепетом в душе ожидала новой возможности посетить столицу, и в скором времени это ожидание оправдалось: в середине мая 1850 года в гавортский пасторат на имя «мисс Бронте» вновь прибыло приглашение в Лондон от миссис Смит.
На этот раз проведенные в столице две недели пасторская дочь почти всецело посвятила знакомству с лондонскими достопримечательностями. В приятном обществе своих неотступных спутников Смита и Уильямса, а также присоединившегося теперь к сей милейшей компании Джеймса Тейлора Шарлотта Бронте посетила ежегодную летнюю выставку в Королевской Академии Художеств, а также побывала в Сент-Джеймской церкви. Там, под благодатной сенью величественного священного свода, она с глубочайшим почтением взирала на своего давнего кумира – легендарного герцога Веллингтона, который также явился на службу в сопровождении своей свиты.
Большое удовольствие доставила пасторской дочери прогулка в столичный зоопарк, где она с нескрываемым интересом любовалась восхитительными диковинными зверушками, которых прежде ей видеть не доводилось.
Однако самым ярким впечатлением этого лондонского визита стал для Шарлотты Бронте званый обед в доме у Теккерея. Сам мистер Теккерей нанес как-то Смитам утренний визит и, обнаружив там милейшего Каррера Белла, поспешил лично засвидетельствовать свое почтение этим заманчивым приглашением.
На обед у Теккерея собралось блестящее общество литературной элиты, деятелей изящных искусств и влиятельных лиц из высшего света. Все эти знатные господа с нетерпением ждали встречи с «Джейн Эйр» и предвкушали остроумную беседу с нею. Однако Шарлотта Бронте, ко всеобщему разочарованию, не была расположена к длительным разговорам. Ее внимание было всецело приковано к элегантной даме средних лет, смиренно сидевшей возле стройного белокурого мужчины. Облачение дамы отличалось подобающей случаю пышной роскошью: на ней было лиловое бархатное платье, украшенное изящной бахромой. Ее безупречная осанка и восхитительные манеры безошибочно указывали на ее несомненную принадлежность к высшему обществу. Она очень мило улыбалась другим гостям, однако от проницательного взора Шарлотты не укрылась та неизбывная печаль, что затаилась в ее прекрасных зеленовато-карих глазах.