Роковой бриллиант дома Романовых
Шрифт:
Княгиня никогда еще не была так внимательна к нему. Волна скрытой нежности охватила его. Он опустил глаза.
— Меня преследуют, княгиня. Два раза я уже менял свой наружный вид. Прошу вас, дайте мне один из костюмов вашего мужа и возможность незаметно покинуть дом через другой выход.
— Вы возвращаетесь в Тобольск?
— Да, и надеюсь, что через несколько дней.
— Присядьте, капитан. Все спокойно. Сперва вы должны прийти в себя.
Он медленно опускается на тот же диван, с которого она незадолго до этого столкнула большевика. В самом деле, ему тяжело дышать. Начинают сказываться последствия непрерывного бегства от погони.
Княгиня садится на низенькую скамеечку и продолжает:
— Через Вырубову, которая все время поддерживает сношения со своей царственной подругой, я узнала, что царская семья терпит нужду в самом необходимом.
— Да, Керенский, очевидно, под давлением со стороны заявил, что царская семья больше не может содержаться на казенный счет. Но в распоряжении царя в России очень мало средств. Все его состояние находится в Англии. А пока что царь с царицей испытывают жестокую нужду.
— Мы сейчас же начали делать сбор, — говорит княгиня. — Князь Шевинский, Шахматов, Кривошеин, князь Долгоруков, Трепов… ну да вы же знаете, все, кто только принадлежит к монархическому комитету — дали. Мы собрали всего 250 тысяч рублей. Не согласны ли вы доставить эти деньги в Тобольск?
— Очень охотно, — отвечает Бренкен. — В данный момент я, конечно, не могу знать, когда я доберусь туда, мне здесь нужно выполнить еще одну очень важную задачу, которая задержит меня на несколько дней. Но даю вам слово, что я снова отправлюсь в Тобольск.
— В таком случае приходите ко мне еще раз. Я передам вам тогда деньги. Сперва я должна сходить за ними… Деньги хранятся у обер-гофмаршала графа Бенкендорфа.
Он дал обещание.
Княгиня продолжала:
— Я дам вам один из мундиров мужа. Вас будут искать во всяческом одеянии, но не в генеральской форме…
Бренкен тихо усмехается.
— Вы правы, княгиня. Прямо замечательная мысль.
— В самом деле. А теперь ступайте! Мой муж может войти… Вы ведь знаете, что мы живем вместе только по взаимному соглашению не мешать друг другу. Но он не должен видеть вас. Он ярый сторонник Керенского.
Она провожает его в гардеробную князя.
Бренкену незаметно удается проскользнуть через парадный подъезд.
VII
Особняк князя Сулковского находился на Сергеевской. Петр Непомнящий сидел в роскошном рабочем кабинете, его ноги утопали в белой медвежьей шкуре. Он озирался по сторонам с раскрасневшимися глазами.
Теперь он, значит, был князем Сулковским. Как, бишь, звали мертвого по имени? Ему сперва пришлось прочесть имя на конверте. Владимир. Князь Владимир Сулковский. Богатая обстановка, в которую он попал так же неожиданно, как другой попадает в могилу, захватывала ему дыхание. Он чувствовал страшную тяжесть. На улице медленно рассеивался туман, но все оставалось спокойно. Доносился только мерный шаг марширующих солдат. Войска Керенского.
Он рассмеялся. "Погодите, братцы, погодите. Еще несколько часов, и вы все пойдете к черту. А вот там патрулирует милицейский, совсем как жандарм. Тебя, братец, я особенно ненавижу. Тебя и все твое отродье! Вас всех еще разорвут на куски и четвертуют!"
— Ваше сиятельство, — послышался тихий голос позади Петра-Владимира. Он быстро обернулся и почувствовал, как его лица заливает краска. Какой-то старик с выражением прирожденной покорности на лице, в брюках до колен, в белых чулках с пряжками и белой ливрее стоял перед ним, глубоко склонясь. В его глазах отражался страх.
— Ваше сиятельство, — теперь он подходит совершенно близко к мнимому князю и шепчет: — Революция… спасайтесь по черной лестнице. — А затем громко: — Господин комиссар Рыбаков просит вас принять его. Ему нужно поговорить с вашим сиятельством.
Петр-Владимир усмехается. "Рыбаков, — думает он. — Знаю тебя, как же."
Но раньше, чем он успел принять решение, открылась дверь, и вошел Рыбаков.
— Простите, ваше сиятельство! Сейчас не время для церемоний. На окраинах уже вспыхнула революция. Большевики повсюду атакуют войска Керенского. Советую вашему сиятельству сейчас же скрыться.
Петр-Владимир смотрит на свои грязные сапоги, и комиссар тоже замечает эти стоптанные сапоги и с изумлением снова подымает голову. Потом он улыбается с понимающим видом:
— Ваше сиятельство уже приготовились? Это хорошо. Еще раз обращаю ваше внимание. Княгиня находится в большой опасности. Все знают, как она за последнее время высказывалась в пользу царя. О ее дружбе с царицей тоже знают. Я до сих пор не обращал внимания на все доносы…
Комиссар улыбается какой-то особенной улыбкой. В этой улыбке чувствуется фамильярность и близость. Много такого, что Петр-Владимир в этот момент не в состоянии расшифровать.
— Хорошо, — отвечает он, — благодарю вас, Рыбаков.
Он ищет папиросы и находит золотой портсигар князя в боковом кармане. Предлагает Рыбакову.
— Мерси, — отвечает тот, а потом тише: — Ваше сиятельство могут доставить мне деньги на дом. Но еще сегодня я ожидаю только до после обеда. Мы должны спасаться бегством.
— Гм, — произносит Петр-Владимир, оправляя пенсне на носу. — Бежать? Да, да, это придется сделать. Хорошо, Рыбаков, можете полагаться на меня.
Раздается глухой треск. На улице видны бегущие люди. Рыбаков уже выбежал из дома.
Дворецкий говорит:
— Не угодно ли вашему сиятельству приказать мне подать экипаж? Я пойду распоряжусь.
"Так, — думает бывший актер. Они собираются приняться за княгиню. Понятно, надо действовать. Большевики, само собой разумеется… это проклятое отродье… Да, но… ведь я же сам… ерунда… сам… здесь… деньги, великолепие, роскошь… и там женщина… Его взгляд обращается к большому портрету на стене. Это княгиня Ольга. Женщина, рожденная властвовать. Высокомерное выражение ее глаз возбуждает в Петре Непомнящем дикую жажду обладания. — Этот холодный рот… О, ля, ля, княгиня, вы прекрасны… безумно прекрасны… да, так это называется. А я ваш муж… Я князь Владимир Сулковский. Никто не может обличить меня. Все верят в это. Шофер поглядел на меня с почтением, когда я садился автомобиль. Дворецкий верит, комиссар верит. Что могло у нее быть общего с князем? Да, но теперь…"