Романовы
Шрифт:
Иван Шувалов остался единственным докладчиком больной императрицы, а порой был единственным придворным, кого она допускала к себе. О настроениях в её окружении повествует переписка между ним и канцлером Воронцовым в ноябре 1761 года. Канцлер желал уйти в отставку; фаворит умолял его не делать этого, но одновременно признавал полный паралич управления: «Все повеления без исполнения, главное место без уважения, справедливость без защищения. Вижу хитрости, которых не понимаю, и вред от людей, преисполненных моими благодеяниями».
Третьего декабря Елизавета высказала свой «гнев» сенаторам за их «излишние споры и в решениях медлительство» — и слегла окончательно. Как и отец, она до самого конца гнала мысль о смерти: распорядилась приготовить ей покои в новом Зимнем дворце к марту 1762 года. Но переехать туда ей
Глава девятая
«ОН НЕ БЫЛ ПОХОЖ НА ГОСУДАРЯ
Благоразумнее и безопаснее иметь дело с такими простаками, как мы...
Пётр III
«Голштинский чёртушка»
Судьба появившегося на свет в феврале 1728 года внука Петра Великого началась трагично: его мать, российская цесаревна Анна Петровна, умерла после родов. Отец мальчика герцог Карл Фридрих был племянником шведского короля Карла XII, и его сын в принципе мог претендовать и на русский, и на шведский престолы. Но высокое родство не принесло выгод. В тени баталий Северной войны и без того малое герцогство Гольштейн-Готторпское понесло невосполнимые потери: отец Карла Фридриха сражался в рядах шведской армии и пал в бою; победители-датчане отобрали область Шлезвиг с родовым замком в Готторпе. Самостоятельно вернуть утраченное герцог не рассчитывал и надеялся только на могучего союзника-покровителя. Женившись в 1725 году на дочери Петра I, Карл Фридрих рассчитывал на помощь России. Однако тёща-императрица Екатерина I воевать с объединённым датско-английским флотом не решилась. А смерть жены и воцарение Анны Иоанновны сделали сюжет неактуальным — императрица не любила свояченицу герцога Елизавету, а его самого и его сына-«чёртушку» и подавно. Карл Фридрих мог только мечтать о реванше и завещал эту мечту сыну.
Однако юный наследник, названный в честь славных дедов Карлом Петером Ульрихом, оставшийся в 1739 году круглым сиротой, едва ли мог её осуществить. Но тут его русская тётка в результате дворцового переворота стала императрицей. Детей (по крайней мере законных) у Елизаветы не было, и необходимость утверждения на троне потомков Петра I оставляла ей единственный вариант. В декабре 1741 года в Голштинию прибыло секретное посольство, и двоюродный дядя юного герцога Адольф Фридрих охотно отправил мальчика в далёкую Россию. Елизавета Петровна встретила племянника радушно, обещала быть ему второй матерью, хотя и была удивлена видом бледного и худого наследника и его скудным образованием — за исключением французского языка.
Но выбирать не приходилось. Двор торжественно отметил четырнадцатилетие «его королевского высочества владетельного герцога Шлезвиг-Голштинского», а затем он отбыл на коронацию тётки в Москву. Вскоре мальчик уже был подполковником гвардейского Преображенского полка и полковником кирасирского. В это время Карл Петер Ульрих был избран наследником шведского престола — преемником слабого и ограниченного сословиями в правах короля Фридриха Гессенского (затеявшего тем не менее войну с Россией). Но Елизавета успела раньше: после принятия православия манифестом от 7 ноября 1742 года её племянник был объявлен наследником престола с титулом его императорского высочества и указанием поминать его на богослужении как «внука Петра Первого, благоверного государя великого князя Петра Фёдоровича». Штелин отметил, что на церемонии императрица «показывала принцу, как и когда должно креститься, и управляла всем торжеством с величайшею набожностью. Она несколько раз целовала принца, проливала слёзы, и с нею вместе все придворные кавалеры и дамы, присутствовавшие при торжестве». Проигравшим войну шведам пришлось в 1743 году довольствоваться избранием на престол голштинского дяди Петра, что Россию вполне устраивало. При заключении в августе мирного договора юный великий князь подписал отречение от шведского трона.
Следовало позаботиться о должном образовании будущего государя. Вопреки расхожим утверждениям, он не был совершенным
Елизавета избрала ему в наставники российского академика и ординарного профессора поэзии и элоквенции (красноречия) Якова Штелина, который предложил свою систему: учить высокопоставленного школяра незаметно и с наименьшими с его стороны усилиями. К примеру, Штелин читал подопечному новости из газет о происшествиях в европейских государствах, а затем показывал их на карте, знакомил его с иностранными «ходячими монетами» и курсом обмена.
Успехи были скромными: по словам воспитателя, Пётр, по мнению учителей, «от природы судит довольно хорошо, но привязанность к чувственным удовольствиям более расстраивала, чем развивала его суждения, и потому он не любил глубокого размышления». Мальчик стал худо-бедно говорить по-русски, «прошёл» Закон Божий в православном изложении; с удовольствием учился играть на скрипке и без всякого удовольствия — танцевать. Больше всего ему нравилась «практическая математика» — изучение по моделям фортификации и полевых укреплений; к прочим наукам он относился без всякой «охоты», но всё же, как вспоминал его наставник, из истории России «знал государей от Рюрика до Петра I». Но самым большим удовольствием для юного принца было «видеть развод солдат во время парада» — с этим не мог сравниться никакой бал или балет. За отсутствием в распоряжении настоящих солдат Пётр играл с оловянными (при русском дворе никто ему этого не запрещал), а затем проводил «экзерциции» с лакеями и пажами. Он мечтал о воинских подвигах, хвалился, что ни в каком сражении не останется позади, но «на деле боялся всякой опасности» и «всегда чувствовал страх при стрельбе и охоте».
Учиться в те времена было трудно, а обер-гофмаршал наследника Брюммер по-прежнему подвергал его наказаниям за малейшие провинности — в результате тот вырос обидчивым, самолюбивым, вспыльчивым и упрямым. К тому же ребёнок нередко пропускал занятия из-за болезней, придворных церемоний и увеселений. В итоге, к большому огорчению императрицы, Штелин смог отметить разве что природные «память и остроумие» своего ученика и его игру на скрипке. Но главное — Пётр так и остался иноземным принцем в чужой стране, больше всего любившим своё маленькое обиженное герцогство.
Но и такое обучение шло недолго. Елизавета желала упрочить трон за потомками Петра I. Прибывшую в феврале 1744 года в Петербург невесту — такую же бедную, как и он сам, немецкую принцессу и свою троюродную сестру Софию Фредерику Августу Ангальт-Цербстскую — Пётр встретил по-родственному и во время разговора по душам рассказал, что влюбился в красавицу-фрейлину, дочь статс-дамы Натальи Лопухиной, но Елизавета по обвинению в государственном преступлении (Лопухины в своём кругу ругали императрицу и рассчитывали на возвращение к власти Ивана Антоновича) сослала всё семейство в Сибирь. Принцесса, по её собственному признанию, сделанному много лет спустя, «благодарила его за предварительную доверенность, но в глубине души... не могла надивиться его бесстыдству и совершенному непониманию многих вещей».
Впрочем, отношения шестнадцатилетнего Петра и его пятнадцатилетней невесты (после перехода в православие звавшейся Екатериной Алексеевной) в ту пору были не скандальными, а скорее дружественными. Намеченный брак состоялся 21 августа 1745 года, но ожидаемых последствий не имел, хотя Пётр и Екатерина жили теперь вместе. Наследник устраивал в подаренном тёткой Ораниенбауме игрушечную крепость и развлекался военными «экзерцициями» с ротой из придворных кавалеров — подгонял амуницию, разучивал сигналы, маршировал, упражнялся с ружьём; его супруга читала и предпринимала первые попытки подчинить своей воле окружавших её придворных и слуг.