Романс о романе
Шрифт:
Им надоела райская свирель.
Звезда твоя горит и не сгорает,
Ей нет покоя в этих небесах.
Жаклин Дю Пре опять для нас играет…
И грустная улыбка на губах.
Письмо к N
В жизни нашей столько опечаток,
пишем в сердце буквы, да не те…
Потому в письме я буду краток,
как на новгородской бересте.
Я тебя не вижу и не слышу,
но
Ты дана мне, ангел, кем-то свыше,
чтоб писать с ошибками вдвоём.
Вторая попытка Фанни Каплан
Ленин – коменданту Кремля Малькову через
десять дней после расстрела Каплан:
“ – Мегзавец! Такую бабу гасстрелять!
Дзегжинского на вас нет!“
Вл. Владимиров. “Не надо грустить, господа офицеры…“ Эссе.
Мавзолей. Куранты… Полночь.
На посту стоит Каплан.
Зарядила эта сволочь
Снова полный барабан.
Призрак вышел без опаски.
– Эй, товаищ! А вы кто?
Из какой такой закваски?
Из каких таких пихто?
Вы мою тут не видали?
Знаю, к Феликсу пошла…
Две недели их искали
ГПУ и ВЧКа.
И сейчас, навегно, ищут.
А зачем искать, когда
Сам послал к нему дуищу
По заданию ЦКа?
А Инесса… Эта стегва
День котоый не даёт.
У меня же с ссылки – негвы…
Я б её – под пулемет.
Помню, сдуу загуляла
В том семнадцатом году,
С сыном вице-адмиала.
Нет чтоб дать большевику!
Ну, и я сошёл с катушек…
Евалюцию? Легко!
Из-за этих потаскушек
Атлантиды шли на дно.
Я, навегно, утомил вас.
Между нами, вы – вдова?
Как там в Смольном? Квасит сильно
Наша местная бъатва?
Почему-то мне знакомы
Ваш овал и… вообще…
Я скажу вам, к чёгту догмы.
Не хотите ль кислых щей?
А потом в авто кататься.
Есть бутылка в багдачке.
Лишь бы местным папаацци
Не попасться в том леске…
Тут затих Ильич. Осёкся…
Видит – девка не в себе.
Словно клинит, как от кокса,
И уж пена на губе.
Фанни, пламенная Фанни,
Достает свой пистолет
Из тех мест, что только в бане
Можно видеть сквозь лорнет.
– Ай-ай-ай! Тепей я вспомнил…
Это вы меня… того…
А я нюни гассупонил
Съеди классовых въагов!
Да-а-а, на том, на этом свете
Нет житья – везде багдак.
Шла б в убойщицы в клозете,
Нет – заносит на теакт.
Вы, судагыня, непъавы.
Это явный пеекос.
Не стъеляли б вы отъавой,
Целовал бы вас взасос.
И пошел… Куда? Не знаем -
Вширь лужковская Москва
Между адом, между раем
Растеклась – найдёшь едва.
И почти слепая Фанни
Вслед глядела…
Он не знал,
Как она
Его
Хотела
Целовать бы…
Наповал.
Боже! Святая Троица!
Когда же они все уснут,
Успокоятся?
Высоко над землёй
Закружило тебя, завертело меня,
тихо сходим с ума – не проходит и дня.
Пьем из горлышка ночь, забывая про сон.
Тормозов больше нет, выход здесь запрещён.
Ветром сдуло всю пыль, паутину с углов,
сорвало календарь и смело барахло.
Просто это – любовь, после нас хоть потоп.
Пожалей нас, Господь, не расстаться сподобь.
И все звуки – в один, и два сердца – в одно,
Нам вдвоём горячо и до дрожи озноб…
И твоя птица ввысь улетает со мной…
Ах, как здесь хорошо высоко над землей!
То ли лав, то ли лов
Мир табу и запретов,
Из «нельзя» кандалов.
Лечат горстью таблеток
То ли лав, то ли лов.
И у всех своя правда,
И у всех свой мотив.
Пляшут ангелы ада
В головах взаперти.
Каждый знает и судит…
Беспристрастная страсть.
Как прыжки на батуте -
Кто всех выше из нас.
Жизнь понять, вроде, просто,
Не пройдя полпути.
Стонут дочери Лота,
Мир пытаясь спасти.
Прилежный дворник
Всё метет прилежный дворник -
Листья жёлтые вразлёт.
Каждый день дорогой торной
На Голгофу их ведёт.
Осень – время без надежды,
Время года без времён.
Арестантские одежды.
Кашель, насморк -
В унисон.
Без восходов и закатов
Заштрихованные дни.
Моросящая засада,
Запах дыма и беды.
И метёт прилежный дворник
Этот тлен и этот прах,