Романтические приключения Джона Кемпа
Шрифт:
— Да, мы должны вас величать, все равно как архиепископа Кентерберийского. Позвольте представиться — штурман Себрайт. — Капитан пошел к своей миссис. Ей не понравится, что его маленько потрепали. Нам теперь приходится держать ухо востро. Она, видите ли, племянница мистера Перкинса, — тараторил Себрайт, — мистера Перкинса из Бристоля, нашего хозяина. Он методист. Но, черт побери, надо знать меру. Она способна превратить корабль в часовню.
Я сидел на свернутом канате, склонив голову на колени.
— Ну, ребята, пошевеливайся — распоряжался Себрайт. — Надо привести корабль в порядок. Наша добрая старая палуба совсем
Так значит то, что я принял за кровь, было водою из лопнувшей кишки.
Наконец мне удалось ввернуть два слова о Серафине.
— Как — дама? Эй, ребята, тут должна быть лодка с одним "даго" и женщиной. Взять их на палубу, — поняли?
— Есть.
Себрайт опять заговорил со мною. Рассказав мне о взятом ими пленнике "долговязом, весьма комичном парне с длинными буклями, как у старой девы", он объявил, что должен идти с рапортом к капитану Вильямсу. Это имя меня поразило.
— Вильямс? Мы на "Лионе"?
— Конечно. Едем в Гавану.
"Увы", — раздался рядом со мною жалобный вздох. Растерянный, хриплый голос дважды повторил по-испански: "О, мое поруганное величие. Мое бедное горло".
Два матроса вели ободранного пленника, в котором я узнал Мануэля дель-Пополо. При виде меня он отскочил назад и крикнул:
— Это… Это… чудо… это дьявольское наваждение… вы… вы…
Голос его упал до шепота.
— Инглес бежал! Горе тебе, Доминго! Доминго, ты осужден.
Перемена в его тоне, его попытка протянуть ко мне руки удивила всех нас. Я отвернулся.
— Держите его, держите крепче.
— Сеньор, снизойдите до несчастного, взгляните на атамана в его падении… Я… я Мануэль… я умею слагать песни, от которых даже поп заплачет… Горло пересохло, — прибавил он жалобно.
Он, должно быть, ждал, что его зарежут тут же на месте. Голос его был необычайно глух. Но все вокруг глазели на пленника с благодушным любопытством, кроме разве двух его сторожей, чьи лица выражали крайнюю усталость и скуку.
— Эй, вы там — готовы? — загремел на юте голос боцмана.
— Olla raight! Olla raight! Waita a leetle [38] , — услышал я снизу голос Кастро.
— Сжальтесь, сеньор, — прокричал пленник. — Пощады! Доминго, давший вам бежать — осужден. Но… послушайте… Замечательная комбинация… Ха… Ха… Сеньор, выслушайте мои мольбы, сеньор. Куда вы поедете?.. В Гавану… Но там судья… Там судья… Вас так же казнят, как и Доминго. Я дам вам жизнь и свободу. Сеньор, отпустите меня и я кинусь к ногам судьи О’Брайена и скажу… я скажу, что я вас убил. Мануэль дель-Пополо, сам, вот этой рукой, заколол инглеса… Ха… Ха…
38
Карашо! Карашо! Ждите чут-чут! (искаж. англ.)
Его слова заглушил крик боцмана:
— Держитесь хорошенько, сударыня! Так!
Я бросился на ют и заключил в объятия Серафину.
Глава IV
Матросы расступились, очищая нам дорогу. Мягкое прикосновение девичьей руки к моему плечу давало мне надежду, что она мне доверяет — лично мне, независимо от благословения покойного Карлоса. Все ее горе, потеря отца, вся тяжесть мертвых традиций прошлого — теперь для нее будут только воспоминаниями. О, она умела нести свое горе. Голова ее была гордо поднята. Дверь каюты отворилась, и на пороге появилась прямая, как палка, строгая женская фигура с сухими линиями и гладкой прической. Свет, вырвавшись в открытую дверь, упал на Серафину, озарив ее точно в первый раз. Жалобный голос рядом заныл:
— Сеньорита, сеньорита…
Серафина спокойно прошла мимо женской фигуры и скрылась в ослепительном свете каюты. Дверь захлопнулась. Мануэль при ее исчезновении поднял голос до отчаянного вопля: "Senorita… protection del oprimido; oh, hija de piedad… Senorita [39] ".
Его нытье собрало вокруг нас половину команды. Матросы раздались, пропуская вперед Себрайта, идущего под руку с человеком в широких панталонах и куртке. Оба остановились.
39
Сеньорита… О, защита угнетенного! О, дщерь милосердия!.. Сеньорита (исп.).
— Сеньор, отпустите меня и я…
— Неожиданная встреча, капитан Вильямс, — вот все, что я нашелся сказать. Он в неловком молчании пожал мне руку.
— Как поживаете? — торопливо пробормотал он. Помолчав с минуту, он смущенно прибавил: — Надеюсь, Кемп, вы сумеете дать удовлетворительные объяснения…
— Два убитые мною пирата, кажется, достаточное доказательство…
— Я не о том… но…
Он запнулся и, совершенно уничтоженный, отирал потный лоб.
— Понимаете ли, моя жена… Ей вздумалось поехать со мною в первый раз. Да… А вы тут вдвоем в лодке, в открытом море, ночью… Она не привыкла к таким вещам.
Мы, кажется, одинаково растерянно смотрели друг на друга. Наконец я сказал:
— Так что же нам, по-вашему, делать? Сесть обратно в лодку, что ли?
Он обиделся.
— Подождите, подцепит и вас какая-нибудь добрая женщина.
Я не узнавал бесшабашного Вильямса с "Лиона". Неужто его жена — такое пугало? "Добрая женщина", — настаивал Вильямс. Я повернулся к Себрайту.
— Племянница хозяина, — шепнул он мне на ухо. — Старше капитана. Вышла за него по любви. Очень ревнива.
А дверь каюты опять растворилась и уже виденная мною женщина появилась на пороге.
— Что же делать, Оуэн? — спросила она с безжалостной чистотой во взгляде.
— Сударыня, — холодно сказал я, — взываю к вашему женскому состраданию.
— Сострадание часто является ловушкой лукавого, — невозмутимо возразила дама.
— Сеньорита, я знал вас маленькой, — взывал Мануэль, — ваш отец подавал мне милостыню. Сеньорита, неужели вы позволите убить человека, котор…