Романтика. Вампиры
Шрифт:
Хотя быстро оборвала смех, увидев его лицо, и с минуту, идя рядом с ним, испытующе разглядывала его.
— Ты действительно думаешь, что проклят? — негромко спросила Катрина.
— Из-за моих поступков душа моя горит в аду, — ответил Миклош, вновь говоря правду и не задумываясь, почему он так говорит. — Разве это не означает «проклят»?
— Знаешь, я как-то не привыкла погружаться в философские дебри на первом свидании — разве что на втором или третьем, — отозвалась с нервным смешком Катрина.
— Я не хожу на свидания, — услышал Миклош собственный спокойный ответ. — Моя личная
«Ценит»? Как будто она телевизор или дорогой ноутбук…
Миклош вздохнул. Он понятия не имел, что творит — и с Катриной, и с самим собой. Рядом с ней он чувствует…
Чувствует? Не в этом ли дело? Миклош так долго не чувствовал ничего, кроме полного безразличия. Почти ничего. Существование его состояло из терпения, долга, ненависти и иногда зависти (ненадолго, впрочем, и обычно лишь по отношению к себе подобным).
А ему подобные не имеют дела с подобными ей.
Катрина — пища. Более того, она смертная и обладает бессмертной душой. Она не просто источник жизненной силы. Она — враг. Наихудший враг, поскольку явно представляет собой свободную территорию в Войне Смертных и Бессмертных.
Она свободна и не принадлежит никому, и он хочет ее.
Иные его сородичи обзаводились нареченными, и он, равно по возрасту и достаточно высокому положению, тоже мог получить эту привилегию. Ему просто никогда и в голову не приходило, что он пожелает такое. Тем не менее сейчас Миклоша осенило, что этого ему не хватает. Нет, не просто этого, а больше всего на свете он хотел, чтобы именно Катрина стала его нареченной.
Однако она не была избрана, и это обстоятельство может стать для него серьезным препятствием.
— Прошу прощения, сударыня, — прозвучал у него за спиной вежливый голос. — Вы позволите ненадолго отнять у вас Миклоша? Вас, надеюсь, не затруднит подождать вон в том кафе? Двойной мокко был бы сейчас как нельзя кстати, не так ли?
Катрина в ответ лишь кивнула, не подвергая сомнению внушенную ей мысль.
Миклош зарычал сквозь стиснутые клыки.
— Ну-ну, Миклош. Нельзя так распускать себя перед смертными.
— Что тебе нужно, Предатель? — спросил Миклош негромко и так мрачно, насколько мог, учитывая, что сзади за шею его крепко держала не только рука, но и сила, намного превосходившая его собственную.
— Что за дурные манеры! — отозвался все тот же голос. — Похоже, Дестрати так и остались средневековыми варварами.
Хватка Каиля ненамного ослабла, и Миклош смог развернуться.
Рослый — намного выше его — мужчина, в темном костюме, с глазами цвета прозрачной морской волны, невозмутимо встретил его взгляд. Длинные каштановые волосы были высоко стянуты черной кожаной лентой в небрежно покачивающийся конский хвост.
— Каиль, — предостерегающе процедил Миклош.
— По нынешним временам — Кайл, — поправил, усмехаясь, старший вампир. — Я бы представился официально, как того требует этикет, но вижу, что ты уже знаешь меня. Равно как и я тебя. И должен сказать, Дестрати, что учуять тебя было проще простого.
С этими словами Кайл оглянулся на кафе, а затем снова перевел взгляд на Миклоша. Намек был более чем ясен.
Насупившись, Миклош отвел глаза.
— Тебя это не касается, — буркнул он и снова взглянул на Кайла. — И, будучи Дестрати, я должен был бы прикончить тебя на месте.
Кайл громко расхохотался:
— Не думай, что мне неизвестно, зачем ты явился в Лондон и как долго ведешь тут поиски, — проговорил он, явно забавляясь. — Я терпеть не могу прибегать к убийству, когда есть другие способы уладить дело. А кроме того, что сказала бы прелестная Катрина, если бы я расправился с тобой и оставил ее в одиночестве? Кажется, сейчас про женщину, которую мужчина бросил во время свидания, говорят, что ее «продинамили»? Весь остаток своей недолгой смертной жизни она гадала бы, куда ты исчез, что она сделала неправильно и чем вызвано твое исчезновение. Ведь она, знаешь ли, винила бы во всем именно себя. Этот случай оставил бы неизгладимый след в ее прелестной душе. Надо же — как быстро возникла такая глубокая привязанность. Посмею ли я вторгнуться в запретную область? Быть может, она — твоя… — Кайл непринужденно увернулся от яростного броска Миклоша, — …родственная душа? — продолжал он с таким видом, словно ничего не произошло. — Какая жалость, что ты уже… — он опять увернулся от удара, и вновь без малейших усилий, — …променял собственную душу на бессмертие.
— Миклош! Ты идешь?
Голос Катрины ворвался в сознание Миклоша и мгновенно успокоил его. Он опять повернулся к Кайлу, однако старший вампир словно растворился в воздухе.
И тем не менее он был где-то неподалеку, Миклош знал это. Но… Катрина ждет его. Как это странно, непривычно — знать, что кому-то небезразлично, где ты и придешь ли к нему.
Миклош знал, что Каиль-Кайл обитает в Лондоне. Именно поэтому он, Миклош, и прибыл сюда. Он провел в этом городе уже несколько месяцев, пытаясь выследить Предателя, чтобы доставить его на суд Совета.
Вампиры — эти заблудшие души — существовали, не враждуя ни с кем, кроме себе подобных.
У каждого вампирского клана имелись свой собственный Совет и свой собственный свод законов.
Кайл был отверженным для всех кланов.
Если Миклош сумеет доставить Предателя на суд Совета, он станет адъютантом предводителя Дестрати — не самого крупного, но зато самого влиятельного среди вампирских кланов. Прежний адъютант суверена погиб столетие назад в поединке с соперником, и сейчас по левую руку от Доминика восседает Сарина.
Поговаривали, будто они любовники, однако Сарина завоевала свой чин в честной схватке.
Никто иной не может заполучить этот чин, не бросив ей вызова. Кроме того, именно Сарина, будучи и адъютантом суверена, и первой по положению женщиной клана, выбрала бы Миклошу нареченную, если бы он объявил, что готов сделать этот шаг.
Нареченные отбирались из особой группы смертных женщин, которым под силу было нести бремя бездушного и бессмертного существования. Покорных, кротких, безупречных красавиц, которые таковыми и останутся на протяжении всей вечности и никогда не усомнятся ни в положении своем, ни в предназначении.