Романы
Шрифт:
Кум, прикумок и Тысяцкий с пустосватами, приехав в дом невесты, уселись в светлице, где стол уставлен был снедью, почагами, яблоками, грушами, вареньем, калинником, орешеньем, вишеньем и прочими ягодами. В купах [222] и в серебряных кнеях: мед, сусло, пекмес и разные ягодницы.
Стол был украшен золотою и серебряной посудой: брашинами, стопами… В углу на лавке стояла серебряная лохань для умовения рук и шелковое, шитое невестой полотенце.
222
Кружках.
Ручной
Вот уж расплели Мириане косу, расчесали голову, наложили кику, шитую золотом и жемчугом, накрыли златотканою фатою, осыпали голову хмелем, накинули на плеча парчи Венедицкой на отборном сороке соболей.
Мириана сидела почти без памяти, но ее подняли, она очувствовалась: ручной деверь взял ее за руку и повел в светлицу; отец и мать ожидали ее с иконою и с хлебом-солью.
Благословили Мириану. Поклонилась она в ноги отцу и матери.
Деверь сдал ее на руки куму и принял образ золоченый с чепью.
Кум с прикумком посадили ее в воз, оболоченный червленою кожею и подложенный оксамитом зеленым;; в возу четыре еголовьяоксамитных; впряжены были в воз шесть жеребцов вороных, а на жеребцах шлеи бархат багрец, а пряжи и кольца и пупущи на шлеях и на уздах золоченые. Сели с нею две Боярыни, да сваха, да деверь с иконой; а кум с покумком в другой воз; а Тысяцкий с пустосватами, яко войницы, во всеоружии, верхом.
Ас ними стяговщики верхом, да гусляр, да скоморох со скомонями в пестряди, да знахарь в белом хитоне, с красною перевязью писаною, в ушатой шапке с волчьей обложкою, на поясе хитрости.
Покуда все усаживались, приятельницы, домовые девицы пели прощальные песни.
Когда все уселись, как долг велит, поезд двинулся по дороге к селу Облазне. Гусляр ударил в гусли, песельники запели.
Между тем в селе Облазне хлопоты: пора отворять церковь; пора жениху принимать благословение родительницы; а жених и не думает о том: он слушает чтение Гронографа.
Прибегает Тир и Лазарь: зовут отца Симона в церковь, зовут барича к Мине Ольговне; а барич и слышать ничего не хочет, кроме сказания о Кощее бессмертном.
И кто бы не любопытствовал знать: как приемыш Лыбеди, сый рыбаря с Боричева холма, растет не по годам; а по часам; как Лыбедь, полюбив его как родного, женит на своей дочери, и сын рыбаря наследует богатство Кощея; как Кощей с досады сохнет, сохнет, сохнет, как паровая лучина и наконец, обратившись в злую силу, покрытую морщинами, с огромной всклокоченной головой, с впалыми очами, носится по миру, похищает красных невест и жен и уносит их за тридевять земель в тридесятое царство…
– Ой?.. в тридесятое царство? – вскричал Ива Олелькович, разинув рот.
– Невеста, невеста едет! – вскричали прибежавшие новые посланцы от Мины Ольговны.
Ива не внимает призваниям; он непременно хочет дослушать сказание; а сказания еще и половина не кончена.
Хитрый иерей Симон видит, что добром Иву не выживешь; пришлось выживать обманом.
– Государь Ива Олелькович, невеста твоя едет, иди навстречу, абы хищник Кощей не исхитил ее!
– Ой? – вскричал Ива; подумал и пошел скорыми шагами домой.
В это время невеста подъезжала уже к селу Облазне. Сваты Ивы Олельковича и Бояре верхами, с знаменами и песнями встречали невесту при въезде в село и проводили до церкви, где Ива стоял уже в дверях.
Обряд венчания довольно известен всякому: к чему описывать его?
Когда жениху надели на руку кольцо золотое, а невесте железное; когда иерей поднес им испить вина, а Ива хлопнул о землю стопу золоченую и растоптал ее ногами; когда певцы запели Исайя ликуй по-Гречески, ибо большая часть служения и слов еще не были вполне переведены или считались столь же – непреложными, как Аксиос, Аксиос! обряд кончился.
Здесь должно заметить, что венцы, возлагаемые на венчаемых, прежде были кованые железные, а не листовые серебряные, как ныне, и потому их по необходимости держали девери над головою, а не надевали на голову.
Кум, старый сват и все присутствующие поздравили жениха и невесту; долго длилось целованье, наконец невесту повели из церкви; за ней следовал весь ее причет; потом шел Ива с своим причетом. Встрешники приняли невесту на крыльце и повели под руки чрез сени.
Вошли в избу, на стану [223] молодые ударили челом в землю.
Посаженый отец и посаженая мать встретили их хлебом и солью, благословили иконами и посадили перед поставцем, на котором стояли суды и овощники.
Едва только они сели, знахарь поднес невесте поминку, приговаривая: «Не внидь сюдо, стайник бесови, скверное сердце, седьми лукавых жилище, вепрь диавола, велик сосуд злобе, главня содомского огня, пес неведомый, змий тмоглавый, огню геенскому пища, сатанин провенец! не внидь сюдо!»
223
Место при входе, у порога. «Челом ударили на стану в избе».