Россия 2020. Голгофа
Шрифт:
Guraba.info
06 октября 2020 года
Вилайет Идель-Урал
Восточная граница…
Надо сказать, что когда страсти немного улеглись, когда те, кто заслуживал казни, были казнены, а тело амира Сайфуллы осталось лежать вокруг села, разбитое и разорванное на куски, стало понятно, что все не так просто. Да и чего сейчас просто?..
Сам Тайзиев, оказавшись одновременно и мятежником, и полноправным правителем пусть маленькой, но, получается, вотчины, не зная, что делать, приказал жителям немедленно избрать Меджлис. По пять человек от местных жителей и от беженцев. Избрали просто — выкрикнули достойных, да и все. Выборы сильно походили на подобные же сцены времен
Когда десяток членов Меджлиса собрались в бывшем кабинете Правления, который потом стал рабочим кабинетом амира Сайфуллы, никто не знал, что делать и как дальше быть. Все с подозрением поглядывали друг на друга и с затаенной надеждой на человека из Казани, который вдруг стал на их сторону, на сторону людей, и потребовал правды. Удивительно, но в давке и бойне у Правления полковника не затоптали, не сшибли с ног, просто он лишился нескольких элементов обмундирования и кобуры с ножом.
Тайзиев понял, что он либо выступит, либо перестанет быть вождем здесь.
И он встал и сказал просто:
— Я не знаю, что делать, люди. Я всегда воевал и мало когда командовал, опыта у меня нет. Решайте сами, как быть, я подчинюсь любому вашему решению.
Люди промолчали. Потом поднялся старик, тот самый старик, который говорил с ним у мечети после намаза.
— В шариате сказано: мы не дадим власти тому, кто жаждет ее [86] . Именно поэтому ты — самый достойный здесь, чтобы взять власть. Кто скажет, что это не так, люди?
86
Примерно так и сказано — хотя здесь прочтение весьма дословное.
— Да… Правильно… Да!
Тайзиев хотел что-то сказать, но старик поднял руку.
— Погоди, дай договорить. Я родился в одной стране, свою старость прожил в другой, а помирать, получается, буду в третьей. В той стране, где я родился, — у нас здесь был молочный завод и маленький консервный цех, и все принадлежало нам, колхозникам. В той стране, где я прожил старость, молочный завод закрылся, а консервный завод стал в несколько раз больше, но нам он не принадлежал. И все равно люди трудились и добывали свой кусок хлеба трудом. Кто скажет, что это против шариата?
Кто молчал, кто покачал головой.
— Никто такого не скажет. Но пришли другие люди. Никого из нас не спросили, хотим мы отложиться от России или нет. Наши внуки решили за нас, а мы просто промолчали. И теперь наши соседи, куда мы продавали мясо и ездили, чтобы купить что нужно, стали нашими врагами, а я из простого человека стал для них татарчой. Если же говорить про тех нечестивцев, которые пришли сюда с оружием и стали учить нас, как правильно молиться Аллаху, что они принесли сюда, кроме беды, а, люди?!
— Ничего!
— Да, ничего. Ничего, кроме беды. Мы долгие годы жили в мире, потому что мы жили в одной стране. А теперь пришла беда. Я так думаю, люди, надо идти к русским и говорить с ними. Пусть скажут нам, как они будут жить сами. И если мы хотим жить так же, почему бы нам не жить с ними, как жили четыреста лет?
— А если не так же? — спросил кто-то.
— А если не так же, давайте посмотрим в глаза наших детей и наших внуков, — сказал старик, — и спросим себя, какой жизни мы для них хотим…
Люди молчали.
— Может быть, придется воевать, — сказал Тайзиев, — придется воевать со своими.
— Ты военный, — ответил старик, — ты лучше знаешь, как это делается…
Война здесь, в самом центре России, в Уральских горах не была похожа ни на Афганистан, ни на Кавказ, ни на Кыргызстан. Единственный аналог, какой можно было найти в истории такой войне, это бывшая Югославия. Баланная революция… [87]
Линии фронта как таковой не было, она пролегала примерно по той территории, где заканчивалось преобладание сел с башкирским этносом… Вообще, взаимопроникновение татарского и башкирского этносов очень сильное, рядом с татарским селом может стоять башкирское, и до того, как все началось, в этом никто ничего плохого не видел. Вообще, такая ситуация была характерна для войн, причиной которых является национализм: ни одна из сторон не спешит заходить на территорию, населенную чужим этносом. В башкирских боевых отрядах было сильное брожение, националисты выясняли отношения с халифатчиками, доходило до драк и до стрельбы. Вопрос был прост: националисты хотели, чтобы Башкирия оставалась Башкирией, а башкиры — башкирами, в то время как исламисты утверждали, что башкиры прежде всего мусульмане. Сильно дало о себе знать противостояние по линии север — юг в республике. Южные башкиры, из которых происходил президент Башкортостана на протяжении семнадцати лет Муртаза Рахимов, поголовно были националистами и считали северных башкир «как бы не настоящими башкирами». Северные башкиры в основном были исламистами, банды в лесах там были еще десять лет назад, и милиционеров там убивали, и вообще неспокойно было.
87
От сербского «балан» — бревно. Когда Югославия начала распадаться на части, по всей стране осталось много сербских сел, в той же Хорватии были районы с подавляющим превосходством сербов. Не желая уходить, сербы начинали создавать отряды самообороны и превращать села в небольшие крепости. Для возведения укреплений использовался самый доступный материал — бревна, из которых делали внешние стены крепости и огневые точки. Так и пошло — баланная революция.
Линия фронта была очаговой, каждый населенный пункт в пределах пятидесяти-семидесяти километров был укрепленным пунктом со своим гарнизоном разной степени подготовленности и вооруженности. Все дороги были перекрыты блокпостами, на которых взимали дань с проезжающих. В приграничье шарились интервентные группы, которые занимались непонятно чем, то ли разведкой, то ли грабежами. В полях кто сеял, пахал, к примеру, тот постоянно должен был иметь при себе винтовку или автомат. Чабаны — несколько, потому что сильно распространилась эпидемия забоя чужого скота и угонов скота в чужую республику. Русские не двигались с места, потому что не было приказа.
Тайзиев провел смотр наличных вооруженных сил своего маленького королевства, определил наиболее уязвимые точки и расставил на посты бронетранспортеры, рассудив, что 14,5 пулемет — достаточное средство против тех, кто полезет с недружественным визитом. После чего вернулся и стал ждать звонка. И звонок прозвучал этой же ночью…
— Салам, Марат…
Голос был знакомым, только Тайзиев не мог понять, кто это такой.
— Салам, — ответил он, — кто говорит?
— Азат говорит, дорогой. Тот, который твой бизнес хотел купить. Знаешь, я его бесплатно взял…
— Я вернусь в город и у тебя его из глотки вырву. Всосал? — резко ответил бывший полковник ОМОНа.
В ответ раздались сухие, похожие на кашель, смешки.
— Мы ошиблись насчет тебя, аскер [88] . Твой друг поручился за тебя, и мы сочли этого достаточным, не проверили… Ва-а-й… а ты, оказывается, сам шайтан…
Кристально-чистый эфир космической связи донес шорох перелистываемых страниц.
— …штурм Грозного, бои под Комсомольским. Ирак, Сирия, Афганистан, Казахстан, Имарат… Сколько крови правоверных на твоих руках, аскер…
88
В некоторых языках на Востоке это означает — «удачливый воин».