Россия и мусульманский мир № 10 / 2013
Шрифт:
Что такое федерализм? Хотя каждое государство состоит из каких-то частей, не каждое государство является федеративным. Можно сформулировать три основных критерия (признака), позволяющих характеризовать государственное устройство как федеративное.
1. Субъекты федерации (республики, штаты) административно не контролируются федеральным правительством, а федеральное правительство не подчиняется субъектам федерации. Распределение полномочий между Центром и субъектами всегда результат разрешения конкретного столкновения интересов.
2. Изменение законодательства и распределения полномочий не может быть односторонним. В федерации действует принцип «двух ключей».
3. Акцентированное представление частей государства в центральных органах.
Если
В разработку действующей Конституции не была вовлечена элита Верховного Совета, что, в конечном счете, привело к трагедии 1993 г. А итогом стал перекос в сторону исполнительной власти, исключающий общую коллективную ответственность за судьбу и развитие страны. Получившаяся в итоге президентская республика развивается уже по собственной инерции, не имея противовесов в обществе. Реальная власть в стране теперь уже принадлежит неконституционному органу – Администрации Президента РФ, о которой в Конституции не сказано ни слова. Именно она теперь курирует Правительство РФ. Именно она теперь будет готовить кандидатуры губернаторов. И именно она уже давно дирижирует Госдумой и партиями. И реальная «конституция» государства все больше и больше не соответствует номинальной, формальной, приходя с нею во все большее противоречие.
Какие бывают федерации. В принципе, можно говорить о двух основных типах реальных федераций в истории. Во-первых, это федерации органические, возникшие, выросшие «снизу», когда автономные и самодостаточные субъекты создают новое общее государство. Примерами могут служить США, Канада, Австралия, Танзания. Во-вторых, это федерации сконструированные, построенные «сверху», результат рационального политического проекта. Примерами могут служить Австрия, Бельгия, Индия, Пакистан, ФРГ.
В обоих случаях федеральное обустройство решается уникальным образом, как выражение своеобразия баланса сил участников федерации. Каждый из указанных ранее критериев федерализма (1–3) в каждом случае реализуется уникальным образом. В США вице-президент является председателем Сената – представительства штатов, представляя в нем федеральный центр. В Австрии доля федерального сбора налогов достигает 70%. Но в любом случае – субъекты федерации должны быть самодостаточны и автономны. В нынешней же РФ таких субъектов нет. Перепутались свыше 80 субъектов и административное деление. Только несколько лет назад удалось объединить Тюменскую область и входящий в нее субъект Федерации – Ханты-Мансийский округ, а Красноярский край с административно входившими в него субъектами федерации: Эвенкийским и Таймырским национальными округами. Но таких этнофедералистских матрешек еще осталось немало. А если к этому еще добавить этническое деление, то станет совсем не по себе: только русских этносов как минимум – 15. Не говоря уже об экономической неоднородности и зависимости регионов… Из этого следует, что органическая федерация в России невозможна.
Что касается перспектив конструирования… Как известно, управление (и конструирование соответствующих социальных систем и общностей) возможно по целям и в соответствии с правилами (нормами и ценностями). В первом случае мы имеем целевой менеджмент. Во втором – регулирование. Реальное
Ergo. Технологичный и рациональный федерализм в РФ возможен в случае ясных и внятных ответов на вопросы: зачем нужна федерация? Какой она должна быть, т.е. какую реальность она должна описывать и фиксировать? Какой не должна быть федерация? Что конкретно надо делать для этого сегодня? Кому нужно это делать? Предпосылкой ответов на эти вопросы и последующего рационального конструирования является открытая общественная дискуссия, способная выработать представления о базовых ценностях, консолидирующих российское общество, если оно еще общество. События зимы 2011–2012 гг. убедительно продемонстрировали сформировавшийся в стране запрос на гражданскую национальную идентичность, на полноценное национальное (не этнически-примордиалистское!) государство. И адекватный ответ на этот запрос вырастает в серьезный вызов российской элите – как политической, так и научной.
Региональная специфика современного религиозного «ренессанса» на Юге: конфликт или диалог?
Механизмом актуализации социально-политических рисков, связанных с религиозным возрождением на Юге России, является дифференциация населения по признаку конфессиональной принадлежности. Разделяющий потенциал религии для стран и регионов с поликонфессиональным населением продемонстрировали конфликты в «горячих» точках: от Косова до Судана. Пока такого развития событий на Юге России не наблюдается, но есть опасные предпосылки для развития ситуации в неблагоприятном направлении.
Если считать по этноконфессиональному признаку, православные на Юге России составляют 17 млн. человек, мусульмане – 6 млн. человек, буддисты – 0,2 млн. человек. Относящиеся к данным вероисповеданиям народы проживают в макрорегионе в течение столетий. В постсоветский период принадлежность к конкретному вероисповеданию стала неотъемлемой и все более значимой частью социокультурной идентификации. Часть населения придерживается нетрадиционных для региона вероисповеданий. Относительность всех данных о религиозной принадлежности обусловлена тем фактом, что многие люди являются сторонниками научного реализма (материализма) или стихийного материализма и чаще всего отождествляют себя с той или иной конфессией по этническому признаку.
В постсоветский период рост национальной идентичности сопровождался возрождением идентичности религиозной – культурного стержня любой цивилизации. Для горских народов такой религией выступал преимущественно ислам, для русского населения – православие. Несмотря на многочисленные заявления клира о миротворческом характере мировых религий, актуализация конфессиональной принадлежности населения южного макрорегиона не только не способствовала консолидации общества, но, напротив, обострила осознание культурных различий, задала инерцию культурного размежевания.