Россия и современный мир №4 / 2013
Шрифт:
Включение в брежневскую конституцию 6-й статьи как раз подтвердило, что КПСС начинает утрачивать роль универсального медиатора, все в большей мере становится выражением цивилизационной вертикали (коммунизм как идея-правительница, выражаясь языком евразийцев). Поэтому как раз и понадобилось формальное закрепление ее «всеохватной» роли в политической системе, равнозначной роли вселенской церкви (universal church по Тойнби). Это предполагало начало фактического внедрения системы, аналогичной византийской симфонии, или западноевропейской модели двух мечей, или токугавского «двоевластия» сёгуна / тенно и т.п. Горизонтальная же медиация переместилась в тень. Официальный центр становился все более декоративным. Он в основном санкционировал или обозначал санкционирование фактической медиации (и
Таким образом, в целом накануне перестройки многоблочное и хронополитически разнородное политическое образование (идеократия-деспотия-патриархия-полицеизм), скрепленное медиатором в виде КПСС, вступило в полосу развития, характеризуемую конфликтом детоталитаризации и ретоталитаризации в системном плане, некомпенсируемой или слабокомпенсируемой децентрализацией государственности и либерализацией стиля властвования («режима») геронтократического «Центра».
К началу 80-х годов в советском обществе сформировался запрос на реформы. Здесь не место обсуждать, каковы были альтернативы, как они могли быть использованы. Признание Ю.В. Андропова, что мы не знаем общества, в котором живем, могло указывать, что подготовка к серьезному реформированию была возможна и даже началась. Вновь, как и во времена Великих реформ в публичный дискурс были внесены понятия перестройки и гласности. Соответствующие идеи были сформулированы и обнародованы на XXVII съезде КПССС в феврале 1986 г. Предполагалось, что основным инструментом реализации этих двух новых концептов будет закон о трудовых коллективых, который разрешал и даже обязывал избирать руководителей государственных предприятий. Это несколько наивно мыслилось как первый шаг к демократизации страны. Такое решение отвечало ленинской логике демократии советов и популярным на Западе в то время идеям демократии участия, демократии на рабочем месте и т.п. При этом упускались из виду резонные постулаты классиков демократической теории, что демократия имеет пределы применения и не работает в рамках предприятий.
Перестройка в целом продолжила и интенсифицировала уже сложившиеся тенденции развития и в этом отношении напоминала эпоху «великих реформ». Различие состояло в том, что реформы Александра Освободителя были тщательно продуманными, постепенными, а главное, аккуратно дозируемыми и контролируемыми из самого средоточия самодержавной власти, тогда как перестройка акцентировала стихийность (упование на то, что «процесс пошел») и инициативу снизу. Это спровоцировало кризис, в ходе которого прежние коммунистические структуры с медиатором как «ядром» всей системы коммунистического самодержавия рухнули, а на их месте спонтанно стали воспроизводиться аналогичные им образования.
Полицеистский блок «государевой службы» срастающийся с репрессивно-деспотической чрезвычайкой при помощи симулякра «исполнительной власти» (обманчивая подгонка под западный категориальный стандарт), берет на себя явно невыполнимые обязательства, претендует на полномочия, которые не только не в состоянии эффективно осуществлять, но даже с толком использовать. Отсюда постоянное провоцирование кризисов и обращение к принудительному насилию от указов «по борьбе с организованной преступностью» до расстрела Белого дома в Москве и чеченской войны.
Вотчинный блок через так называемые «региональные элиты» и «неокорпоративные структуры» (такая же подгонка под «западный» стандарт типично автохтонных, далеких от иноземных образцов явлений) пытается определить, и не без успеха, динамику политического процесса. По инерции воспроизводится тенденция передела ресурсов и соперничества патримоний и их вождей (региональных и корпоративных центров власти, включая как официальные, так и теневые, нередко криминальные).
Идеократический блок пострадал
Главная же проблема, однако, заключается в трудности, а скорее всего в невозможности, воспроизведения медиатора, чья простота в «нематериализованном» виде воспринимается (и справедливо) как полностью неадекватная современным условиям крайне усложнившихся взаимодействий. Материализация же медиатора безусловно проблематична. Во всяком случае, явно нереальна и превышает субъективные и объективные возможности нового «Центра» заявленная в ельцинской конституции претензия заполнить освободившееся после краха старого «Центра» (КПСС) пространство за счет того, что президент с его пресловутой вертикалью соединят остатки всех блоков, прежде всего полицеистский («исполнительная власть») и деспотический (непосредственное руководство силовыми структурами), а также выступят в роли самодержца. Возникающие при этом структуры администрации президента удивительно напоминают аппарат ЦК, а пресловутая «семья» его политбюро.
Таким образом, Россия вновь политически самоопределилась как ориентированное на модернизацию самодержавие, замаскированное на этот раз уже квазидемократическим риторическим антуражем. В третий раз на протяжении нашего столетия воспроизводится сходная конфигурация власти. Можно, вероятно, согласиться с мнением Ю.С. Пивоварова и А.И. Фурсова: «Россия, по сути интуитивно, ищет формы и рамки политико-правового бытия. Причем усваивает формы и рамки, весьма схожие с теми, что были до 1917 г. Так, в Конституции 17 декабря 1993 г. несложно обнаружить черты, характерные для политико-правового устройства нашей страны в период 1906–1917 гг., которое, в свою очередь, формировалось начиная с реформ М.М. Сперанского… Разумеется, это не случайные совпадения. Здесь “дышит почва и судьба”, здесь культура пытается обрести ту конфигурацию и тот порядок, к которым стремилась на протяжении столетий» [6, с. 76]. Уточняя мысль авторитетных исследователей, добавлю, что контуры всех модификаций самодержавной власти, включая советскую, и их действительных культурных образцов, а не идеологических «обманок» – православных, коммунистических или «демократических» – в целом близки или совпадают.
1. Ильин М.В. Слова и смыслы: Опыт описания ключевых политических понятий. – М., 1997. – 431 с.
2. Ильин М.В. Jedem das seine. – Кентавр перед сфинксом (германо-российские диалоги). – М., 1995.
3. Ильин М.В. Призвание России. – Национальная идея: История, идеология, миф. – М., 2004.
4. Кавелин К.Д. Наш умственный строй. – М., 1989. – 654 с.
5. Медушевский А.Н. Теория конституционных циклов. – М., 2005. – 575 с.
6. Пивоваров Ю.С., Фурсов А.И. Русская система: Генезис, структура, функционирование // Русский исторический журнал. – 1998. – Т. 1. – № 3.
7. Пивоваров Ю.С. Русская политика в ее историческом и культурном отношениях. – М., 2006. – 167 с.
8. Саква Р. Конец эпохи революций: Антиреволюционные революции 1989–1991 гг. – «Полис», 1998. – № 5. – С. 23–38.
9. Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. – М., 1991. – 269 с.
10. Цымбурский В.Л. Земля за Великим Лимитрофом: От «России–Евразии» к «России в Евразию». – Бизнес и политика. – 1995. – № 9.
11. Цымбурский В.Л. Народы между цивилизациями. – Pro et contra. – 1997. – № 3.