Россия перед лицом истории: конец эпохи национального предательства?
Шрифт:
С этой точки зрения не имеет никакого значения неспособность Европы и, в частности, Германии решить проблемы Кипра: уничтожить свое гораздо естественнее, чем отдать это кому-то (да еще и конкуренту), кто сможет его использовать.
Существенно и то, что российские власти, насколько можно судить, так и не смогли сделать Кипру по-настоящему комплексного предложения.
Смысл был прост: выкуп кипрских обязательств (между прочим, лишь немногим более половины уплаченного в те же дни олигархам из «Альфы» за половину ТНК-ВР) в обмен на комплекс совместных коммерческих проектов, кипрской части
Помимо освоения шельфового месторождения «Левиафан», огромный интерес (для России, конечно, а не для Европы) представляло бы превращение Кипра в транспортный и ремонтный узел в масштабах Восточного Средиземноморья. А переориентация на него российского бюджетного туризма, сошедшего на нет в Египте в результате очередного «торжества демократии» (при котором бедуины стали нападать на туристов уже и в Шарм-аль-Шейхе), могло бы стать подлинным «золотым дном» для инвесторов не только России, но и всего региона.
Могла бы быть создана на Кипре и военная база — с учетом того, что в ближайшее десятилетие России гарантированно нечего было бы на ней размещать, она идеально сочетала бы всегда полезную «демонстрацию флага» с полным отсутствием реальной военной напряженности.
Проблемы, возникавшие при этом с Турцией и Германией, можно было хотя бы попытаться решить. Частью широкого пакетного соглашения с Турцией могло бы, на самый худой конец, стать признание
Россией Северного Кипра (как цена за спасение Кипра это не было бы воспринято греками как предательство) и прекращение поддержки Турцией сирийских мятежников (в обмен на вечный отказ сирийских властей от газопровода из Ирана).
Германии можно было бы продемонстрировать готовность создания в Калининградской области офшорной зоны, ориентированной на европейские капиталы, — и отказаться от этого проекта в обмен на признание российских интересов на Кипре.
Разумеется, многообразие отношений как с Германией, так и с Турцией позволяло прорабатывать и иные, — как более сложные, так и совсем простые — комбинации.
Но, увы: правящая Россией тусовка не готова пользоваться кризисными возможностями и потому фатально проигрывает даже тогда, когда имеет все возможности для стратегического выигрыша.
Когда перед ними открылись феноменальные, уникальные со времен Павла Первого возможности, они даже не поняли, что им куда-то можно посмотреть.
А история наглядно, доступно и кроваво учит, что ошибки наказываются значительно жестче, чем преступления.
Правда, следующими будут, скорее всего, наказывать еще не нас, а Италию и некоторые государства Восточной Европы, откуда инвесторы потянутся из страха перед угрозой возрождения в кризисных условиях лютого национализма, памятного по временам Второй мировой войны.
ГОМОСЕКСУАЛИЗМ КАК НОВАЯ ТЕХНОЛОГИЯ ВЛАСТИ?
Неустанная и венчающаяся все новыми победами борьба за права гомосексуалистов — один из значимых феноменов постсоветского времени. Конец «холодной войны», избавив мир от страха гибели, почти прекратил антивоенное движение, — и общественная активность обрела новые массовые формы.
Наиболее масштабными стали не только экологическое движение
Можно только мечтать о результатах, которые принесло бы направление этой энергии на защиту, например, материнства и детства — или хотя бы Сколковского (не путать с Химкинским) леса. Но факт неоспорим: по мощности влияния на общественное сознание и, соответственно, политику в развитых странах рядом с гей-активистами можно поставить только исламистов и «зеленых».
Эта тема становится все острей и в России — и иряд ли только из-за слепого копирования западных стандартов.
С каждым годом крепнет ощущение, что гомосексуализм стал одним из инструментов формирования новой элиты, идущей на смену традиционным — как на Западе (а значит, и в глобальном масштабе), так и в нашей стране.
В самом деле: создание властного сообщества подчинено определенным технологиям, которые существенно изменились в последнее время.
Прежде всего, реальная власть, какой бы демократичной она ни была, жестко отделена от управляемых. Помимо прочего, это обеспечивает чувство общности, солидарность и взаимовыручку в элите, поражающие стороннего наблюдателя при проявлениях между непримиримыми политическими соперниками.
Во многих обществах это отделение достигалось на основе образа жизни, однако индустрия моды, телевидение, гламур и массовый туризм сделали его доступным для значительной части даже среднего класса.
От многих народов власть отделялась на этнической и языковой основе, но интенсификация международных контактов и превращение английского в lingua franca смели этот барьер, — по крайней мере, в развитом мире.
В прошлом элита воспитывала своих детей специфическим образом. Выражением стихийной тяги к этому стал Болонский процесс — движение к отказу от равного образования, к возможно более раннему, средневековому делению на власть и подчиненных, — но время ускорилось: воспитывать просто некогда, да и власти нужны таланты, а не наследники. Кроме того, социальная значимость знания размывается информационной революцией, как и другие устои эпох Просвещения и научно-технической революции.
Имущественный ценз важен для самообособления реальной власти, но совершенно не достаточен: богатых стало слишком много (хотя глобальная депрессия, по всей видимости, и исправит этот перекос в ближайшем будущем), а реальной власти по-прежнему слишком мало.
Замена всех этих социальных цензов более простым и надежным физиологическим барьером представляется, как это ни кощунственно звучит, почти естественным.
Существенно и то, что в условиях информационной революции мощному и хаотическому информационному воздействию в наибольшей степени подвергается элита, то есть люди, принимающие и реализующие значимые для общества решения или являющиеся образцом для подражания. Это означает, что трансформация психики под этим воздействием идет у членов элиты быстрее и, вероятно, по-иному, чем у основной части общества, — что, естественно, проявляется и в такой важной сфере жизни каждого, как сексуальная.