Россия: власть и оппозиция
Шрифт:
18 мая 1993 года.
«Оппозиция» № 1, 1993 г.
6.2. Раскол вертикальный, проходящий через все слои общества
— Когда пришла идея создать Экспериментальный творческий центр и что родилось раньше: театр или центр?
— Театр родился намного раньше, он существовал как полуподпольный, авангардистский театр, с конца 70-х годов, и уже, по крайней мере, с начала 80-х был известен в стране и за рубежом. Перестройка позволила ему приобрести официальный, государственный статус. Поскольку вокруг театра уже существовал круг друзей, которые занимались наукой, философией, социологией, политологией, (да и
И вот я пришел со своими, инициативами, а инициативы эти, в принципе, носили как бы двойной характер: первый — стране нужен независимый информационно-аналитический центр типа «Рэнд корпорейшн» в США или подобный другим соответствующим центрам мира. Эти центры создавались тем чтобы объективно не ангажированно анализировать ситуацию. Официальные, находящиеся при ведомствах, центры дают отражение ситуации, которое выгодное самим ведомствам, они, естественно, не свободны. Ситуация в стране становилась уже плохо управляемой, и эта идея пришлась очень кстати.
А вторая идея моя такова: Наше общество устроено так: у нас культура и цивилизация, технология и культура не разорваны между собой, у нас не так, как например, в американском обществе, а именно — у нас культура как бы главенствует над технологиями, и нам необходимо создавать такие организации, которые находились бы на стыке собственно культуры и технологии, гуманитарного и технократического. Поскольку сам я тоже кандидат физико-математических наук и театральный режиссер, имею какие-то философские, политологические публикации, то эта идея отражала и мои собственные цели, понимание мною места в обществе, и как бы в целом пожелание обществу.
И, надо сказать, что за несколько лет Центр дал 10 или 12 крупных стратегических прогнозов, каждый, из которых сбылся с такой точностью, что нам иногда говорят: «Вы это не прогнозируете, вы сами сначала пишите, потом делаете». Есть масса мифов обо мне, один из них, что я являюсь советником Михаила Сергеевича, а недавно мне начали приходить письма, уже писем 20, — это отражает новое качество общественного сознания. Мне говорят: «Мы знаем, что вы представитель неземной цивилизации, и чего же вы хотите от нас?»
Мы дали полтора десятка прогнозов, и за счет того, что мы — организация независимая и комплексная, у нас есть определенные методы прогнозирования. Мы давали обычно 50 позиций, из которых 48 или буквально все 50 совпали. Они сейчас напечатаны в моем трехтомнике «Седьмой сценарий», это так называемое содержание «Секретной папки ЦК Кургиняна». Мы опубликовали эту секретную папку, и там видно, какие прогнозы мы давали государственным руководителям страны. Это были прогнозы и по развитию Закавказского конфликта, и по распаду СССР, и по развитию процессов в отдельных регионах страны, в том числе в Сибири. Так что в этом смысле легко проверить точность наших прогнозов. А поскольку само по себе прогнозирование никогда для меня не являлось самоцелью, то мы достаточно быстро перешли к моделям регулирования существующей идеологии, моделям регулирования общества, моделям государственного строительства, моделям осуществления каких-то глубоких смысловых перемен в обществе, и в целом на сегодня наш центр — это довольно крупная организация по сегодняшним масштабам, около двухсот человек, в которой есть специалисты по так называемому социокультурному моделированию, по общетеоретическим процессам — логике, политэкономии, философии. Есть специалисты по разным отраслям экономики, по тому, что называется государственно-партийно-политическими процессами, есть специалисты в сфере безопасности, как по военным аспектам, так и аспектам, связанным вообще с безопасностью. Есть специалисты по тому, что мы называем «технополитика», то есть исследованию
Мы занимаемся этим как на общетеоретическом уровне, исследуя как Запад, так и Россию, так и на чисто прикладном. Совсем недавно мы создали системную программу по заказу правительства Приднестровья, президента ПМР Игоря Смирнова, все отзывы на которую очень положительные. Это официальная программа государственного строительства в ПМР. И таких программ у нас довольно много.
— Сергей Ервандович, в последние годы существования Советского Союза были ли востребованы ваши программы Горбачевым и его окружением, Политбюро ЦК КПСС?
— Отчасти да. Но это никоим образом не было связано с Горбачевым. Я встречался с Михаилом Сергеевичем и очень нелицеприятно высказывал ему свое представление о процессе и его роли в нем. Целый ряд людей заинтересован нашими работами, это и очень мною ценимый Олег Шенин, и Юрий Прокофьев, первый секретарь МГК.
Речь шла о новой идеологии для КПСС. О более глубоком понимании того, что есть коммунистическая и социалистическая идеология, в принципе, о нетривиальных путях развития этой идеологии. Почему нам казалось это суперважным? Потому что этот коммунистический идеологический стержень был стержнем всего государства, выдернуть его или оставить в старом виде было уже невозможно. Мы были радикальными противниками сохранения старых догм, иллюзий, а развивать новую идеологию нужно было в национальном векторе, как это существовало в сознании народа, а не декларировалось в официальных документах.
Правильное понимание сути дальнейшего развития, позволило бы спасти и реформировать компартию, а значит, сохранить целостное государство и избежать всех тех потрясений, которые нас ждали. Мы крайне настаивали на этом, мы специально собирали по этому поводу многочисленные совещания, создавали новые организационные структуры, как, например, Союз городов-героев, который возглавлял Прокофьев. Мы готовили XXIX съезд и действительно считали, что на этом съезде, Горбачев будет снят, если станет упорствовать в своем желании разрушить организацию, которой руководит. Это была наша программа политической борьбы с тем, что мы называли «неадекватное реформаторство Горбачева», — не с самими реформистами, а с неадекватными методами этого реформаторства.
Может быть, в какой-то степени путч, (или вся эта весьма двусмысленная комбинация, которую именуют путчем) и был связан с тем, что Горбачеву представилось опасным, — именно политической борьбой против него, не иллюзорно-силовой, а настоящей, политической. Давайте представим себе, что XXIX съезд все-таки состоялся бы, на нем победили не консервативные (хотя «консервативные» — тоже хорошее слово), не ортодоксально-беспомощные интеллектуальные силы, а силы реформации другого типа, возглавляемые, предположим, Шениным или Прокофьевым. Тогда коммунистическая партия, встав в оппозицию президенту, обладая своими средствами массовой информации, структурным ядром, информационно-политическим центром, могла стать серьезной силой, которая после существования в оппозиции на протяжении 10–15 месяцев могла придти к власти абсолютно легитимно, через выборы; Я не исключал такой возможности и сейчас ее не исключаю, несмотря на весь хаос.
Представим себе такой вариант развития событий — был ли Горбачев заинтересован в таком варианте? Безусловно, нет. Поэтому такой «путч», несколько дней езды на танках, а после этого закрытие КПСС и разгром всего коммунистического движения, — все это более соответствовало его пониманию процесса, как мне кажется. Кроме того, мы не должны забывать, что приход к власти новых людей в КПСС вызвал бы массу вопросов не только идеологического характера, но и финансового, тоже весьма непростых, как мы знаем. Так что операция с разгромом КПСС отчасти напоминает мне ситуацию, когда из склада сначала вывезли тюки с тканью, а потом склад подожгли, и уже нельзя понять, была ткань или нет. В этом смысле наивно соотносить нас с беспомощной затеей, именуемой ГКЧП.