Ротмистр Гордеев 2
Шрифт:
— Петербург… Манеж… — мечтательно говорю я. — Ну и как там вообще — в России? Мы тут практически оторваны от Большой земли, новости поступают с запозданием… В общем, живём как в глухом лесу.
— А вы знаете, что Антон Павлович скончался в прошлом месяце?
— Антон Павлович? Кто-то из наших общих знакомых или родных?
— Можно сказать и так. Антон Павлович Чехов.
— Ох….
— Да, это настоящая беда для мировой литературы. А ведь он хорошо знавал дядю Ваню и неоднократно гостил у нас в имении… Да и вы с ним встречались,
— У меня? Талант?
— Представьте себе — да!
Удивлённо качаю головой. Скорее всего, Антон Павлович просто проявил свойственную ему деликатность и не стал разносить в пух и прах сочинения молодого и глупого юнкера.
— А ещё в Петербурге и Москве неспокойно. Рабочие волнуются, многим не нравится, что война затянулась…
— Что, все ожидали, что мы через неделю будем высаживать с кораблей десант в Токио?
— Нет, но ожидания были совсем другие, а тут Порт-Артур в осаде, досадное отступление…
— Мы столкнулись с серьёзным и подготовленным противником. Война не будет лёгкой прогулкой. И да, если мы хотим в ней победить, придётся многое изменить и в армии и в обществе.
— Мне встречались люди, которые всерьёз говорят, что будут рады, если мы проиграем войну.
— Таких людей принято называть предателями. Честный человек никогда не пожмёт предателю руку! — резко бросаю я.
Меня начинает потряхивать от злости. Господи, как знакома эта прослойка борцунов за мир и за всё хорошее, против всего плохого, которые готовы пойти против родной страны ради призрачных идей. Наши враги используют таких на всю катушку, просто поездив по ушам или кинув косточку с барского стола.
Какой бы тебе ни казалась твоя Родина, в трудные минуты ты должен быть всецело на её стороне.
— Приятно видеть прежнего Николая из моего детства, — улыбается Софья. — Хоть тут вы не изменились… Помню, когда мне сказали, что вы добровольцем поехали сражаться за буров в их войне с англичанами, я ни капли не удивилась. Коля, которого я знала, не мог поступить иначе.
Выходит, память настоящего Гордеева не обманула, он и впрямь был за «рекой», в данном случае — Оранжевой. И, похоже, на самом деле взял когда-то в плен Черчилля.
— Жаль, что я ничего об этом не помню, — непритворно вздыхаю я. — Ни про Антона Павловича, ни про войну…
— И меня вы тоже не помните?
— Увы…
— Вы давно не приезжали домой, письма пишете очень редко… Ваши родители просто извелись от тоски по вам…
— Как они?
— В полном здравии. Ваш папенька мечтает выписать из Америки какой-то чудо-трактор. Считает, что в будущем пахать землю будут не лошади, а техника. Над ним даже немного подшучивают из-за этого. Чудит, говорят… А ваша матушка всё так же хлопочет по хозяйству. Про вашего брата и сестру, к сожалению, слышала немного.
— У меня есть брат и сестра?
— Ну да! Они младше вас, брат — Андрей учится в артиллерийском училище, а ваша сестра Полина вышла замуж за чиновника из Министерства путей сообщения, живёт вместе с мужем в Москве: у них прелестные детишки, двойня. Скажите, а вы… не были женаты? — внезапно спрашивает она.
— Думаю, нет, — смеюсь я. — Да и кому я такой нужен: простой вояка, перекати-поле, денег нет, состояния нет, короче — ни кола ни двора…
— Вы так думаете?
— Я в этом уверен, иначе бы давно захомутали… А так, как видите, кольца нет.
Демонстрирую безымянный палец правой руки. На нём действительно не наблюдается признаков обручального кольца.
Она смотрит на меня с глубокой задумчивостью.
— Знаете, а ведь я начинаю жалеть об одной вещи…
— Если не секрет — о какой?
— О том, что пять лет назад ответила вам отказом…
Оба-на! Я озадаченно крякаю. Какой интересный сюрприз из не моего прошлого!
— Да? Я, наверное, тогда сильно расстроился…
— Вы — очень сильный человек и умеете сдерживать свои эмоции.
— А мы сейчас можем говорить с вами откровенно?
— Конечно. Мы же не просто друзья детства… — с некоторым кокетством произносит она.
— Тогда, почему вы мне отказали?
— Я любила другого человека… Он, как и я, лечил людей. Мне казалось, что между нами много общего… Извините, мне больше не хочется разговаривать на эту тему, — вспыхивает она.
В Ляоян мы приезжаем где-то на час позже обговоренного срока.
Этот город, по сути, стал военной столицей для русской армии. Нельзя и шагу шагнуть, чтобы не наткнуться на человека в форме. Русских солдат в городе было больше чем маньчжуров и китайцев.
— Софья Александровна, вы как — голодны? У нас есть минут сорок в запасе, можно немного подкрепиться.
Она благосклонно принимает предложение пообедать.
— Единственное но — не знаю, какое тут место будет поприличней и желательно поближе к штабу. Но ничего — сейчас у кого-нибудь спрошу.
Взгляд натыкается на щеголеватого пехотного капитана, покидающего открытую коляску. К нему тут же подскакивает слуга — мелкий сгорбленный китаец в соломенной шляпе с огромными полями и длинной седой косичкой. Он хватает в коляске пухлый кожаный портфель и тащит его, семеня, за размашисто шагающим пехотинцем.
Да уж, картина маслом: офицерам запрещено самим носить пакеты и сумки. Приходится напрягать денщиков или нанимать слуг, при этом категорически не приветствуется экономить на чаевых.
Короче, сводить концы с концами для офицеров из небогатых семей, живущих на одно жалованье, занятие сложное. Это я уже испытал на себе.
Капитан кажется мне подходящим объектом для короткого разговора.
— Я быстро, — бросаю Софье Александровне и спрыгиваю с коня.
Обгоняю офицера, прикладываю руку к козырьку фуражки.