Ротмистр Гордеев 2
Шрифт:
— Благодарю вас за комплимент. Я обязательно передам ваши слова солдатам. Им будет очень приятно, — киваю я.
— Единственное, что мне показалось странным: неужели всё это действительно так необходимо для военных действий, особенно в тылу врага. Нет, я не спорю — всё это очень здорово и впечатляюще, но я пока не понимаю, как всё это можно применить на практике… Ваше начальство говорило, что вы покажете нам вашу подготовку и не станете ничего скрывать, — Черчилль буквально сверлит меня взглядом.
— А разве мы
— В военное время… правда так драгоценна, что ее всегда должен сопровождать телохранитель лжи.
Черчилль дёргается и как-то странно смотрит на меня. Я знаю, что это его афоризм и, кажется, ещё не рождённый, но, похоже, он уже вынашивает его и потому у сэра Уинстона такая реакция.
Наконец, он спохватывается:
— Очень красиво, я бы даже сказал — изящно сформулировано. Разрешите пользоваться этим выражением в будущем? Разумеется, ссылаясь на вас.
— Конечно. Можете даже не ссылаться, — сегодня я просто сама щедрость и великодушие.
— Вы очень тактичны…
— Тогда с удовольствием подарю вам ещё одну фразу. Такт — это способность послать кого-то к черту так, чтобы он с нетерпением ждал этой поездки…
— Это намёк? Вы спешите от нас избавиться?
— Позвольте говорить с вами начистоту.
— Как джентльмен с джентльменом?
— Ну хоть так, хотя я бы предпочёл немного искренности…
Он усмехается, хотя мои слова и задевают его. Я задел самое главное качество британских лордов — веру в их исключительность и рыцарские качества. Хотя, кому, как ни ему знать, что эти пресловутые качества у англичан не распространяются на людей других национальностей. Потом эту заразу подхватят и американцы.
— Продолжайте, господин штабс-ротмистр. Я весь внимание.
— Сэр Уинстон, я не знаю, с какой целью вы тут находитесь. Быть может, вами движет любопытство, а может — вы шпион…
— Хотите, чтобы я вызвал вас на дуэль?
— Мы же договаривались быть искренними, — замечаю я.
— Тогда прощаю вам это оскорбление, но прошу впредь не злоупотреблять нашими договорённостями.
— Договорились. В общем, дорогой сэр Уинстон, я почему-то не сомневаюсь, что у вас большое политическое будущее…
— Да? И какое же?
— Знаете, я не удивлюсь, если увижу вас в кресле премьер-министра… И, когда вы всё же займёте это кресло, пожалуйста, запомните мои слова: если вам понадобится надежный друг или союзник — лучше России для этой роли вам не найти. Но если вы однажды станете нашим врагом — именно Россия тогда вас и погубит. Так что вывод будет простой: с нами лучше дружить, а не ссориться.
— А иначе?
— А иначе мы придём и забьём стрелку часов Биг-Бена в задницу вашим министрам. Нет, кому-то из них это может даже понравиться, но только не вам, сэр Уинстон.
— Я вас понял, господин штабс-ротмистр. Есть только одна вещь хуже, чем сражаться с союзниками, и это сражаться без них.
— Приятно иметь дело со столь понимающим собеседником. С вашего позволения я поухаживаю и за другими гостями.
Моими стараниями ужин перерастает в очередную попойку. Запас тостов приходит к концу, и пьём уже просто так.
Заканчивается это тем, что приходят солдаты и растаскивают нетрезвых гостей по койкам, а я иду к себе и, прежде чем упасть в постель, немного сижу с отрешённым видом.
День оказался изматывающим.
Утро встречаю со стаканом свежего капустного рассола. С огромным удовольствием выпиваю его и чувствую, как в тело возвращается жизнь.
Поднимаю взгляд, утыкаюсь в прячущего улыбку ординарца.
— Кузьма, как гости?
— Я пять минут назад осведомлялся. Спят ещё.
— Хорошо, — киваю я.
Поднимаюсь на ноги и чувствую, как подо мной качается земля, словно палуба корабля в шторм.
— Готовь завтрак. А я пока пойду будить гостей.
Через четверть часа вся компания снова собирается у меня. Видок у иноземцев ещё тот, все явно страдают с похмелья, но хлебнуть рассольчику соглашается только Джадсон. По-моему, ему вообще всё равно, что пить, лишь бы жидкость.
— Сейчас бы кофе, — мечтательно закатывает глаза Конан Дойль.
— Такое чувство, будто я уже сдох, — вздыхает Джек Лондон. — Что мы пили?
Я показываю на склад пустых бутылок, которые ещё не успел выбросить Кузьма. Их целая гора. М-да, покутили изрядно!
Джек Лондон хватается за голову.
— Никогда! Никогда больше не сяду пить с русскими!
— И воевать…
— Простите, что?
— И воевать с нами тоже не стоит. Поверьте, последствия будут на-а-много хуже, — зловеще улыбаюсь я.
— Америка находится на совсем другом материке. Нам нет дела до ваших внутренних европейских или азиатских разборок.
— Правильно. Вот и продолжайте в том же духе, — улыбаюсь я.
Мне радостно от того, что всё закончилось, что чужеземцы уедут от нас, так ничего и не вынюхав. И неважно, что я очень уважительно отношусь к некоторым из них, например, к обоим знаменитым писателям.
Хочу надеяться, что когда-нибудь они сподобятся написать книгу о нашей стране и это не будет лютейшая клюква.
Вместо кофе у нас сегодня заваренный по особому рецепту чай, и бодрит он не хуже. Однако еда в рот гостям не лезет, и я велю Кузьме собрать гостям завтрак в дорогу.
На память делаем ещё одну общую фотографию, и я договариваюсь, с Джеком Лондоном, что он специально для меня сделает один отпечаток и оставит его в фотоателье в Ляояне.
— Рад нашему знакомству, — говорю я с улыбкой и с удовольствием пожимаю иностранцам руки. — Если соскучитесь — приезжайте! Встретим как родных!