Ротмистр Гордеев
Шрифт:
– Да, вы правы, ротмистр, когда отмечаете, что методы Гордеева не похожи на те, к которым мы успели привыкнуть. Но вы наговариваете на штабс-ротмистра, назвав это самоуправством! – говорит полковник Генштаба.
– Прошу прощения, господин полковник, но я не понимаю, – разводит руками опешивший Коломнин.
– Дело в том, что это с моего разрешения господин штабс-ротмистр затеял этот эксперимент с обустройством позиций. Если эксперимент окажется удачным, попробуем распространить его на другие подразделения.
Шамхалов
– А, ну раз вы разрешили… – сконфуженно бормочет Коломнин.
На этом совещание заканчивается.
Улучив удобный момент, оказываюсь возле Ванновского.
– Господин полковник…
Он улыбается.
– Не надо ничего говорить, Николай Михалыч! Думаю, мы понимаем друг друга.
– Так точно!
– Как ваши пулемёты?
Довожу до Ванновского ещё одну задумку. По моей просьбе братья Лукашины раздобыли две пролётки; каким макаром, я не уточнял, но не удивлюсь, если хозяева транспортных средств готовы им башку отвернуть при встрече.
– В случае необходимости мы поставим пулемёты на пролётки и таким способом во время боя сможем быстро перемещать их на те участки, где понадобится усиление огня.
– Как-как вы их назвали?
– Тачанки, – усмехаюсь я.
– Тачанки?! А почему?
– Просто в голову пришло. Если хотите, можно назвать «боевая пулемётная повозка».
– «Тачанка» звучит интересней, – смеётся он.
Создание тачанок часто приписывается отрядам батьки Махно. Надеюсь, и мне они послужат добрую службу.
Простившись с полковником, ищу непосредственного командира, рассказываю, что никаким шахер-махером за его спиной не занимаюсь. Шамхалов успокаивается и благодушно кивает.
– Значит, Ванновский захотел спасти вас?
– Так точно. Если бы не он, не знаю, до чего бы додумался наш новый комполка.
– Наверное, заставил бы вас срыть старые окопы и вырыть новые, в соответствии с текущими наставлениями и уставом.
– С него станется, – соглашаюсь я.
Возвращаюсь, вижу действительно усталые лица солдат. За последние дни каждый выдал на-гора не одну тонну земли. Надеюсь, что во время атаки японцев бойцы поймут, зачем были нужны все эти приготовления.
Всё следующее утро в лагере японцев царит подозрительная возня. Я практически не выпускаю из рук бинокль и всё время провожу на передке. Эх, взять бы «языка», но начальство категорически запретило любые вылазки. Опасаются, что так мы подтолкнём неприятеля к более активным действиям, не успев как следует подготовиться.
Напряжены все – и офицеры, и солдаты. В такой ситуации нет ничего хуже ожидания, поэтому я даже радуюсь, когда ночью меня будит Скоробут.
– Вашбродь, кажись, началось.
Сплю я в одежде, поэтому сборы занимают несколько секунд. Прохожу из землянки вдоль траншеи, замираю.
– С чего ты решил, что началось?
– Уж поверьте старому домовому! С минуты на минуту японцы в атаку пойдут. Сердцем чую.
– Хорошо, Кузьма. Поднимай бойцов.
Окопы быстро заполняются солдатами. Многие зевают и дрожат от холода. Кто-то хочет закурить, но я не даю. Снайперов с оптикой у японцев быть не должно, но это в моей истории, поэтому лучше быть настороже и не демаскировать себя.
Можно бы толкнуть перед ними речь, но я не политрук, да и политику партии и правительства до этих понюхавших пороху людей доводить не нужно. Они и так знают, что пойдут в бой за Веру, Царя и Отечество. Для них это совсем не пустые слова.
Внезапно над японскими позициями поднимается белёсый туман, ветер гонит его в нашу сторону, ещё немного – и он накрывает нас подобно облаку. Туман такой густой и плотный, что я с трудом вижу на расстоянии вытянутой руки.
– Может, передумает японец атаковать? В таком тумане и заплутать можно, – с надеждой говорит невидимый Скоробут.
– Странный этот туман… – вдруг произносит Бубнов. – Ненастоящий какой-то. Вот помню, как-то в лесу мне один шибко вредный браконьер попался, так я его туманом окутал, а сам поближе подобрался и ружьё с патронташем унёс.
Мне тоже категорически не нравится этот туман. Да, с одной стороны, атаковать при таком непросто, но с другой – можно подобраться незамеченным чуть ли не к самым окопам.
Амулет тихонько греется. На что он реагирует: на белую плотную стену или на того, кто может за ней прятаться? Подношу бинокль к глазам, напрягаю зрение до такой степени, что начинает идти кругом голова.
Щёлк! Щёлк!
Не сразу соображаю, что включается магическое зрение – дар уничтоженного мной демона Хихи.
Светло как днём не становится, но кое-что могу разглядеть. Прямо в клубах тумана в нашу сторону тихо крадутся ужасные существа. Нас с ними разделяют какие-то считаные сотни метров.
Глава 22
– Серебром! Пли! – командую я.
Если бы не пулемёты, тут бы нам и кирдык. В тумане не шибко прицелишься, что по демону, что по человеку. Даже мои амулет и дар магического зрения помогают так себе. В такой ситуации у автоматического оружия шанс попасть гораздо выше.
Из молочного тумана слышны проклятия, крики ярости и боли. Срабатывают и ловушки, которые мы с бойцами заготовили загодя, – те самые заострённые бамбуковые колышки, выпачканные в дерьме и нечистотах. Но порыв наступающих слишком яростен. Крики «банзай!» всё ближе.
Бойцы бьют залпами, пулемёты строчат, ловушки находят свои жертвы, а японцы – люди и демоны – прут и прут на наши позиции. Кроме обычных солдат противника в рядах наступающих какие-то похожие на гоблинов мерзкие существа.