Ротмистр Гордеев
Шрифт:
Похоже, ошибся я насчёт засады. А что же тогда послужило причиной странного поведения нашего авто? Твою же дивизию налево! Похоже, на этот раз всё обошлось без происков диверсантов. Левое переднее колесо спущено и стоит на ободе. Надо менять.
Скидываю китель, чтобы не замарать. Красенович подсказывает, где у покойного вампира хранился ящик с ЗИП, роюсь в нём, перебирая инструменты. Откручиваю с багажника запасное колесо, ставлю домкрат. Кто менял колёса на дедовских «жигулях», тот и со старинным автомобилем справится. Убили на устранение неисправности не меньше получаса.
– Повторю своё предложение, Николай Михалыч, перейти
Будь я карьеристом, принял бы предложение не задумываясь. Но контрразведка – это всегда интриги, даже внутри одной конторы. Как будут говорить в моём будущем, «не всё так однозначно» и «есть нюансы». А я как-то по-простому привык воевать и жить: друг – друг, враг – враг.
– Мне кажется, Сергей Красенович, что на своём нынешнем месте, со своими бойцами, я буду более полезен. Прошу без обид.
– Да какие обиды, помилуйте. – Всё-таки чувствуется, что мой повторный отказ задел Николова за живое. – Но не обольщайтесь. Али Кули Мирза благоволит вам: персидский принц – человек прогрессивных взглядов, он одержим техническим прогрессом. Но в армии много и тех, кто привык воевать по старинке: пуля – дура, штык – молодец. Они и будут ставить вам палки в колёса.
Глава 20
Как ни грустно расставаться с Николовым, но я возвращаюсь в часть. Самое отрадное – лица бойцов: никогда б не подумал, что они так обрадуются моему возвращению. У меня едва не наворачиваются слёзы на глаза, приятно до жути. А ординарец прямо-таки из кожи вон лезет, чтобы угодить. Прикажи ему добыть для меня птичьего молока – в лепёшку разобьётся, а достанет.
– Мы уж не чаяли вас увидеть, – улыбается Бубнов. – Боялись, что вас совсем заарестуют или разжалуют.
– Пока обошлось, – вздыхаю я.
Привожу себя в порядок и отправляюсь к Шамхалову.
– Слава аллаху! – говорит тот. – Как вовремя вас выпустили! Надеюсь, больше не будете устраивать драк с другими офицерами?
– Ничего не могу обещать, господин ротмистр. Была затронута моя честь. Поскольку идёт война, пришлось проучить обидчика доступными средствами.
– Как дворянин дворянина понимаю вас, но как непосредственный начальник должен предупредить: постарайтесь держать себя в руках, Николай Михалыч. Впереди нас ждёт большое и важное дело.
– Снова разведка? – загораюсь я.
– Вынужден вас разочаровать, мы нужны в другом качестве.
Видя мой недоумённый взгляд, комэск поясняет:
– Готовится большое наступление с целью оттянуть силы японцев от Порт-Артура. Скажу по секрету: дела там обстоят неважно, поэтому командование хочет дать гарнизону передышку. Если повезёт, в Порт-Артур успеют подойти свежие пополнения.
– Погодите, мы что, будем использоваться как обычная пехотная часть? – начинаю догадываться я.
– Для штаба бригады мы все – драгуны.
Ну да, ну да… Конная пехота, едрить-растудыть! Понятно, что комбриг – генерал-майор Степанов – не обязан вникать в ситуацию с каждым взводом, но всё-таки использовать моих орлов в качестве пехоты – всё равно что забивать гвоздь микроскопом.
– Не расстраивайтесь так, Николай Михалыч. Есть и хорошие новости, – пытается приободрить комэск.
– Неужели? Даже не верится.
– А зря! Я ведь знаю вашу любовь к автоматическому оружию… Так вот, моряки передали в нашу бригаду дополнительную пулемётную команду – целых восемь пулемётов «максим».
Откуда растут ноги у этой команды, понятно. В конце девятнадцатого века именно флотские произвели массовую закупку новомодных пулемётов, приобретя почти триста «максимов». Жил в тот момент флот понятиями времён сражения при Синопской бухте и покупал пулемёты, чтобы отражать их огнём абордажные атаки врага. Теперь вот сами или по просьбе свыше решили с нами поделиться.
Правда, стоят эти «максимы» на чуть ли не артиллерийских лафетах и весят четверть тонны. Немудрено, что обычно их ставят на заранее подготовленные позиции или используют для обороны крепостей. Но всё равно «кулемёт» есть «кулемёт», машинка в хозяйстве полезная. Тем более в грамотных руках.
– Господин ротмистр, а можно мне выцарапать хотя бы парочку «максимов» для моего взвода?
– Боюсь, с таким вопросом – это не ко мне. Не мой уровень, Николай Михайлович.
– Тогда подскажите, к кому мне обратиться? Не к самому же генерал-майору Степанову? [6]
– Стоит поговорить с полковником Ванновским [7] . Он сторонник всего передового и имеет влияние на генерал-майора. Всё-таки батюшка полковника был военным министром.
6
Степанов Николай Петрович, на тот момент генерал-майор и командир 2-й Отдельной кавалерийской бригады.
7
Ванновский Сергей Петрович, сын генерала от инфантерии Петра Семёновича Ванновского (1822–1904), военного министра (1881–1898) и министра народного просвещения (1901–1902) Российской империи. В 1904 году полковник Генерального штаба, прикомандированный к 52-му драгунскому Нежинскому полку.
С Ванновским я не знаком, потому мотаю на ус полученную информацию. С таким происхождением у полковника должны быть просто сумасшедшие связи. Немудрено, что Степанов ему в рот смотрит.
– Разрешите мне на завтра отлучиться из части.
– Для чего, Николай Михайлович?
– Хочу навести мосты с полковником Ванновским.
– Кого оставите за вас?
– Как обычно, унтера Бубнова.
– Хорошо, – усмехается Шамхалов. – Вам я всегда готов идти навстречу.
На следующее утро отправляюсь в город искать полковника Генштаба. Послужной список у этого «мажора» неплохой: в свои тридцать пять Ванновский успел отличиться в боях на границе с Афганистаном и поучаствовать в Китайском походе. Ещё мне удалось узнать, что у него очень острый ум (Генштаб есть Генштаб, других туда не берут), почти маниакальная любовь к огневой подготовке и репутация классного стрелка.
В штабе бригады мне сообщили, что к полковнику прибыла из Петербурга супруга, и по такому случаю он взял отпуск на один день.
Да уж, неподходящее время я выбрал для визита, но дела не ждут. Узнав, что квартирует полковник на центральной площади в каменном двухэтажном доме с черепичными крышами с загнутыми по восточной традиции вверх углами, набираюсь храбрости и еду туда.
Дверь открывает прислуга – сгорбленная китаянка в возрасте, с трудом понимающая по-русски. С грехом пополам объясняю, что хочу видеть полковника.