Ротмистр Гордеев
Шрифт:
– Монах?
– Да какой он монах? Обычный демон – микоши-нюдо.
– Демон? И как он тут оказался?
– Так же, как и все мы, и наши противники – по приказу своих императоров. Война-с.
– Демон?
– А что удивительного? Они такие же подданные своих монархов, как и обычные люди. И патриотизм им не чужд.
Николов неожиданно протянул руку к моей груди и извлёк наружу мой восьмиконечный амулет. Так и впился в него глазами.
– Впрочем, странно, что вы меня об этом спрашиваете. Вы, как охотник на демонов,
И что мне ему сказать? Что я вообще не Гордеев и не из этого времени? Да что там, даже не из этого мира, раз уж тут демоны вовсю воюют в составе армейских подразделений.
– У меня, господин подполковник, амнезия. Не верите, поинтересуйтесь у господина Обнорского. А амулет этот я на Ближнем Востоке сторговал у местного бедуина.
Говорить правду легко и приятно. Говорите всегда правду. Но не всю.
Тишком про себя перевожу дух.
– Николай Михалыч, вы сказали, что вышли ночью покурить…
Киваю:
– Ну да…
– Потрудитесь объяснить тогда: отчего же в начале нашего разговора от вас вовсе никаким табаком не пахло?
Песец, он, если вы не знаете, вот такой. Большая белая полярная лисонька пришла по мою душу.
– Э-э… так, Сергей Красенович, выйти-то я вышел, только покурить не успел. Звёзды, ночь фантастическая. А потом демон этот, и не до того.
Николов снова впился в меня своими глазищами. Кивнул на пепельницу, где почти погасла моя папироска.
– Так докуривайте, ротмистр.
И ждёт, зараза, что делать буду.
Тянусь к папиросе.
В этот момент за спиной бухает входная дверь.
– Вашвысокобродь! Есть тут местная кумирня. Мог там укрыться. Больше негде.
Оборачиваюсь вместе с Николовым на вошедшего. Казак (опознал не по погонам и околышу фуражки, а по торчащему из-под козырька буйному чубу) лет двадцати пяти.
– Как далеко? – Голос Николова сух и решителен.
– Минут десять верхами.
Глава 4
Николов резко поднимается. Я машинально подскакиваю вслед за ним. Вот что значит армейская выучка – субординация аж в корку головного мозга зашита, действую на одних рефлексах.
Особист смотрит на меня, причём так, что под его взором я начинаю чувствовать себя не в своей тарелке. Видимо, их этому обучают.
– Господин штабс-ротмистр, – говорит он теперь уже официально, – я не имею права приказывать вам, поскольку вы раненый и не проходите по моему ведомству, но…
– Не утруждайте себя, ваше высокоблагородие (слава богу, теперь я знаю, как его титуловать!), – само собой вырывается из меня. – Можете всецело на меня рассчитывать.
Этот демон убил моего соседа по палате, второй жертвой был бы я. Надо обязательно найти гада и отомстить. Не в моих правилах давать врагу пощады и праздновать труса.
– Рад это слышать, – облегчённо вздыхает особист. – Признаюсь, людей у меня под рукой – раз-два и обчёлся.
– Сколько нас всего?
Я твёрд как никогда в этом «нас». Неважно, что мир другой и это другая Россия. Русский солдат при любых обстоятельствах остаётся верен Родине и присяге. Я бил врага страны в Сирии, буду делать это и здесь.
– Со мной мой водитель, вольноопределяющийся Кузьмин, да два казака конвоя, братья Лукашины, – поясняет особист.
– Нижний чин третьей сотни девятнадцатого Донского казачьего полка Тимофей Лукашин-старший, – вытягивается в струнку станичник.
– Лукашин-младший ждёт возле моего автомобиля, – добавляет Николов.
– У нас есть ещё немного времени? Может, среди выздоравливающих найдутся добровольцы? – с надеждой спрашиваю я.
– Смеётесь, ротмистр? Простого бойца на демона с собой не возьмёшь. Тут нужен человек со способностями, – немного непонятно говорит особист.
К моему удивлению, такой специалист находится среди легкораненых. Это матрос Жалдырин. Каким ветром сюда занесло моремана, выяснять некогда, как и некогда разбираться, почему именно его выбрал Николов. Видимо, Жалдырин умеет что-то такое, что может пригодиться в нашей охоте.
Выдернутая из постели заспанная кастелянша выдаёт нам одежду, не в больничных же халатах отправляться на войнушку с демоном. Выясняется, что мой мундир забрал ординарец, чтобы заштопать, постирать и привести в порядок. В итоге мне выдают чужой китель белого цвета, чужие синие галифе с лампасами, сапоги, портянки, ремень и фуражку.
– А вот это ваше, – протягивает мне кастелянша какую-то саблюку с перевязью.
Блин, я в последний раз шашкой махал ещё в детстве. Не удержавшись, обнажаю клинок. Лезвие выглядит странным, будто отливает серебром. И при этом выглядит опасным – аж мороз по коже.
– Знатная шашка, вашбродь, заговорённая! – одобрительно хмыкает Тимофей.
– Откуда знаешь?
– Да как мне не знать?! – обижается тот. – Я ж характерник.
– Вот даже как, – хмыкаю я. – Твой брат что, тоже характерник?
– Никак нет, Фёдор у нас оборотень. В медведя перевоплощается, – с гордостью за брата отвечает казак.
Ох, мама дорогая, куда ж я попал… Надеюсь, этот оборотень не грызёт всех, кто попадается под руку.
Видя смятение на моём лице, казак смеётся:
– Не волнуйтесь, вашбродь, Федя в любом обличье остаётся казаком!
– Ну-ну… – неопределённо протягиваю я.
Наскоро переодеваюсь, заодно получаю первую возможность посмотреть на нового себя в зеркале. М-да… Кожа да кости. Лишь маленький намёк на мускулатуру – кажется, ротмистр Гордеев не очень увлекался спортом. Очень худое лицо с ввалившимися щеками, большими глазами и тонкими усиками. Нет, некоторым романтическим барышням такой байроновский типаж мужчин нравится, но я бы предпочёл держать себя в хорошей физической форме и быть таким, как прежде – кровь с молоком.