Ротмистр Гордеев
Шрифт:
– Неужели выписываете?
– В остальном, Николай Михалыч, вы совершенно здоровый человек. А события минувшей ночи показали, что на ваше воинское искусство амнезия никак не повлияла.
Это он про бой с демонами, что ли?
– Благодарю за лечение.
– Это наш долг. Пару часов поскучайте, пока мы оформим все необходимые бумаги. Да и ординарец ваш вскоре должен прибыть, чтобы сопроводить вас в часть.
– Сергей Иваныч, а нет ли в госпитале каких газетных подшивок? Может, при чтении что в голове и всплывёт из памяти.
–
Отлично. Употребим время с пользой.
Употребил. Во-первых, продираться сквозь дореволюционный алфавит с его «ижицами», «ятями» и «фитами» – то ещё удовольствие. Во вторых, я всё-таки старлей-десантник, а не штабной аналитик, чтобы из разрозненных газетных статей всё на сто процентов понять про этот «дивный новый мир». Но кое-что уяснил.
Здесь демоны существуют повсеместно: баньши и банники, овинники и привидения, русалки и кикиморы, лембои и упыри – в каждой стране свои. Оборотня, вампира, водяного и трёх японских демонов я видел собственными глазами. Вся эта нечисть и нежить составляет около четверти имеющегося населения здешнего мира. И активно принимает участие в его делах.
При этом история если и отличается от истории нашего мира, то в каких-то мелочах. А значит, впереди унизительное поражение от японцев в этой войне. Первая русская революция, Первая мировая война, вторая и третья революции не заставят себя ждать. И я, двадцатипятилетний штабс-ротмистр, если уцелею в этой бойне, встречу их в самом расцвете сил. В тысяча девятьсот четырнадцатом году мне будет всего тридцать пять. Кризис среднего возраста, млять…
Или получится что-то изменить в истории? Попаданец я или кто?
– Вашбродь! Господин штабс-ротмистр! – раздаётся за спиной радостное.
Оборачиваюсь. В дверях столовой сияет как начищенный пятак (и такой же кругленький) рядовой – средних лет мужичок с вычищенным и отутюженным мундиром штабс-ротмистра (моим, выходит) в руках. А мужичок, стало быть, Кузьма Скоробут, мой ординарец, которому тушка моя нынешняя обязана своим спасением.
Встаю навстречу, обнимаю малость ошалевшего мужичка. Он явно не ожидал.
– Вы чегой-то это, вашбродь?
– Врачи сказали, я тебе жизнью обязан.
– Они и не то скажут, трубки клистирные. Обычное дело солдатское: сам погибай, а командира выручай.
– Ну, ты ж не погиб, Кузьма. А потому с меня тебе простава будет.
Улыбается уже от уха и до уха. Только вот почему на него мой амулет почти сразу среагировал? Тоже демоническая сущность?
– А скажи-ка, братец… Ты же не простой мужик, рядовой обученный?
– Так вы ж знаете, вашбродь. Домовой я.
– Ты, Кузьма, не удивляйся, что я спрашиваю об обычных вещах. Меня при падении так приложило тогда, что память почти начисто отшибло. Тут помню, тут не помню… – Не смог удержаться и не вспомнить один из любимых фильмов. – Амнезия называется. Ты уж помоги мне, подскажи, кто у нас в полку кто из офицеров, да в нашем подразделении кто из солдат кто.
– Что, совсем ничего не помните, вашбродь?
Делаю неопределённый жест руками и плечами.
– Дак помогу, чего ж не помочь-то.
С помощью ординарца облачаюсь в мундир. Вбиваю ноги в яловые сапоги. Не берцы, конечно, но так… со скрипом.
Идём с Кузьмой получать документы по выписке и моё невеликое имущество. Последние штрихи – шашка, кобура с наганом на поясе, перчатки. Сердечно прощаюсь с Обнорским. Хороший человек, но лучше не встречаться с ним по его профессиональным обязанностям.
На выходе из госпиталя меня окликает Николов. Даже не знаю, радоваться ли такому вниманию со стороны контрразведчика-особиста.
– Николай Михалыч, приглашаю отобедать в местной харчевне. Отметить, так сказать, выздоровление и возвращение в строй.
Ну и как ему, такому красавцу, откажешь?
Вскидываю руку к козырьку, приветствуя старшего по званию. Он протягивает мне руку в перчатке – пожимаю, не снимая свою.
– С превеликим удовольствием, Сергей Красенович, вот только…
Я оглядываюсь на своего ординарца.
– Там и рядовому место найдётся. В харчевне есть зал и для нижних чинов.
Достаю кошелёк, протягиваю Кузьме трёшку. Надеюсь, достаточно.
По тому, как загорелись глаза моего домового-ординарца, понимаю, что даже более чем.
– На горячительное не налегай, – упреждаю ординарца вполголоса. – Лучше с собой купи, в расположении ещё отметим моё исцеление.
На входе в местный общепит нас поклонами приветствует упитанный не то китаец, не то маньчжур с косой до пояса – швейцар не швейцар, вышибала не вышибала. Однако кланяется уважительно. Мы с Николовым оставляем Кузьму в зале для нижних чинов, а сами уединяемся в отдельном кабинете.
Смотрю за Николовым и повторяю за ним, дабы не попасть совсем уж впросак. Ага, здесь допустимы некоторые вольности по части формы. Следом за подполковником снимаю перчатки, фуражку, отстёгиваю шашку, чтобы не путалась в ногах.
Усаживаемся за столиком на невысоких лежанках-канах с множеством разбросанных по ним подушек – хошь, под спину подложи, хошь, под пятую точку. Стол уже накрыт закусками, здесь же фарфоровый кувшинчик. Принюхиваюсь – в нос шибает сивушный запах.
– Ханшин, местная водка, – просвещает Николов. – Китайцы предпочитают пить её подогретой.
Морщусь. Бр-р… Тёплая водка, потные женщины – вспоминается присловье анекдота из моего настоящего. Думаю, не стоит радовать им Николова, вдруг не поймёт. Сильнее, чем водка, «благоухают» лежалые по несколько лет в извёстке яйца. А так-то экзотика, конечно: лёгкое козы под соусом, трепанги с грибами, морская капуста с какими-то микрокреветками, акульи плавники и ласточкины гнёзда.
Ну да я в китайском ресторане не первый раз, палочки в руках держать привык. Николов тоже действует ими достаточно умело.