Роза для навигатора
Шрифт:
На Даруха я рычала, не позволяя подходить к себе ближе, чем на пять метров. С радостью отогнала бы на два парсека, но, увы, в наших условиях это было решительно невозможно.
Мы слетали спасать первопоселенцев, вздумавших сдуру поселиться на склоне вулкана, который внезапно проснулся. Вулкану достались брошенные пустые жилища, частично — животные, которых не смогли или не успевали спасти, а поселенцам — нервные срывы: как это, после тринадцати лет успешного фермерствования, остаться без всего, нажитого тяжёлым трудом. Эвакуация шла спешно, до извержения двое суток оставалось,
Потом мы слетали спасать детский транспортник — ребятишек везли на экскурсию. Галактический круиз… Только про навигатора лайнера я не скажу добрых слов: осёл. Выбрал маршрут через Чёрную Прорву, — локальное пространство, кишащее чёрными дырами, результатом былых космических сражений между двумя амбициозными расами. Оно, конечно, спрямляло маршрут, экономило топливо и время… Ну, им сэкономило! Пришлось вывозить к ближайшей точке останова мне лично. Меня слёзно просили обеспечить весь круиз, ага, уже. Засуньте свои деньги себе в жопу, еще лучше наймите нормального навигатора, не экономя на его зарплате, а лично я на службе, и у меня контракт. Не с вами!
Кев потом сказала, что я была чересчур груба и резка. С самым серьёзным видом, я икупилась. Сорвалась на ор.
— Мир, Маршав, мир, — она подняла ладони, показывая, что сдаётся. — Уймись…
Я унялась, хотя и с некоторым трудом.
— Маршав, что происходит? — спросила Кев, беря меня за руку. — Ты нервная и злая… и тебе больно.
— Ты видишь мою боль? — искренне изумилась я.
— Вижу, — помолчав, сказала она. — А это означает только одно: тебе слишком больно. Так больно, что это способна заметить старая, прожжённая в битвах, маресшанраав.
Маресао — общее название расы. Мужчина будет маресео, женщина — маресшанраав. В самом общем смысле, потому что в частном там у наших друзей по разуму около двух тысяч слов, обозначающих семейный статус, родственные связи и положение в огромном клане-Древе родственников. Плюс всякие приставки и суффиксы, разнообразящие данное множество до бесконечности. Разобраться в нём со стороны невозможно, даже не пытайтесь. Страшно даже подумать, каково приходится шпионам чужих рас, пытающимся втереться в доверие к маресао!
— Тебе больно, Маршав, — продолжила Кев. — Поделись. Может быть, тебе станет легче…
— Ты мне не поможешь…
— Я попытаюсь.
— Ну…
Кев молча ждала.
Наши отношения выстраивались через ярость к общему делу. Боевые подруги, сёстры по оружию, младшая — я, старшая — она. Я признавала за ней право приказа на исполнении. Но в личной, семейной, так сказать, жизни, мы не были особенно близки. Не так, хочу сказать, как могли бы быть близки родные сёстры у нас на Земле. Да, сёстры могут ссориться и разговаривать друг с другом через губу, и уводить парней друг у друга, и бог знает, какие еще подлянки одна другой делать, я в курсе. Но я видела и обратную картину: сёстры-подруги, сёстры — близкие, по — настоящему близкие, люди. Взаимовыручка, жилетка, общее хобби, интересы, и при том не близнецы, разница в два-три года…
С Кев такой близости не возникло. Я знала, кто она.
Если бы её корабль не свалился за моим гаражом, Олег бы жил…
Я не виноватила её. Я всё понимала.
Но если бы не она, Олег бы жил…
— Маршав, — Кев коснулась ладонью моей щеки. — Не молчи…
— Ну… у меня был мужчина, Олег, ты ведь знаешь. Санпор рассказывал тебе, что его хвалёная инфосфера сделала с моей памятью о нём?
— Это было оправдано…
— О да. Оправдано. У вас, всей вашей расы, железная логика. Железобетонная.
— Разве ты поступила бы иначе? — спросила Кев. — Зная заранее, что потребует от тебя Долг?
— Не знаю, — честно призналась я. — Только не надо читать мне лекций! Я не отказалась бы от службы. Не предала бы Долг. Я просто предложила бы им другие воспоминания. Не эти! Ты понимаешь, это они решили за меня, что память о моём первом мужчине — самое бесполезное, что только можно сыскать в моей башке! И не спросили у меня! Распорядились по своему усмотрению, как их левая извилина пожелала!
— Маршав, ты кричишь…
— Ещё бы мне не кричать! — я выдернула руку. — Ты не понимаешь!
— Нет, — призналась Кев. — Мне трудно понять…
— Ты помнишь своего первого парня?
Она помолчала, замявшись с ответом.
— Неужели не помнишь? Как вы впервые взялись за руки, как поцеловались, когда у вас случился первый секс?
— Помню, — тихо ответила она.
— Вот! Согласилась бы это стереть? Если бы он погиб, а не вы сами разбежались бы, пересравшись друг с другом до термоядерной войны.
— Он погиб, — медленно выговорила Кев.
— Ты за него отомстила?
— О да! — хищно оскалилась она, сжимая кулак.
— А я за Олега — нет.
— Да, Маршав, — кивнула Кев. — Ты права. Это больно. Я могу тебя обнять?
Неожиданный вопрос. Обнимашками Кев никогда не страдала, и вдруг спросила. Но, если честно, я же сама всегда отторгала любые прикосновения, язвила злыми словами, отдёргивалась… кому понравится обнимать свернувшегося в колючий жар ежа?
Я сама ткнулась лбом Кев в плечо. Она неловко погладила меня жёсткой ладонью — по голове, по плечам. Жаркая рука, как у них у всех, температура тела в норме для любого маресао — сорок — сорок один с половиною по Цельсию. Примерно. Перевод местной системы шкалы температур в привычные цельсии дался мне не просто, но я его сделала. В период адаптации к жизни на галактическом стационаре. Мне нравилось нагружать мозг подобными штуками тогда.
Чтобы отвлечься. Чтобы не думать. Чтобы не вспоминать.
А сейчас нахлынуло.
Как Олег приехал в Питер и ждал меня у выхода из институтского парка — с розой. Он дарил мне розы, одну штуку, всегда только одну, но какую! Роскошную, свёрнутую в тугой бутончик-рюмочку… Я их сушила дома, на память. Стояли в кувшине как икебана у меня в доме. Ни одну не выбросила… а некоторые из них внезапно пустили корни. Закопала весной в саду, и одна внезапно дала всходы. Она не зацвела летом. Не успела. Что теперь с нею, кто укрыл её на зиму… семьсот с лишним лет тому назад… Вымерзла, наверное. Не пережила без человеческого тепла северную зиму.