Роза песков
Шрифт:
Показать свою слабость сестре он не мог. Потому в точности повторив жест отца, который видел не раз, он взмахнул рукой, как бы отсылая женщину из шатра, и заявил:
– - Замолчи, дочь Хирга! Не зря предки говорили, что у бабы волос длинен, а язык еще длиннее – у меня уже болит от тебя голова!
Нариз сдержалась с трудом. Ей очень хотелось закатить самоуверенному братцу мощный подзатыльник. Однако, она промолчала и дала время успокоиться и ему, и себе.
Спор происходил за завтраком. Она нарочито медленно доела политую медом мягкую лепешку, запила чем-то
– - Чем больше мы спорим, Гуруз, чем дольше мы ссоримся, тем больше шансов даем мы нашим врагам.
Гуруз вспыхнул было, открыл рот, собираясь продолжать, но она просто повернулась к нему спиной и легла, уткнувшись лицом в стену, -- все деньги были у нее, также, как и все золото. И рано или поздно он должен был это сообразить.
Полдня они сидели в комнатенке, никуда не выходя и не разговаривая. В это время прибыл большой караван откуда-то, забегали слуги, распределяя животных, загомонили жильцы в соседних комнатах, потом все стихло. А в комнате все еще стояло напряженное, нервное молчание. А потом раздался глухой топот копыт об утоптанную землю и громкий, какой-то начальственный голос крикнул:
– - Ай-я! Хозяина сюда!
Подростки, оба, подскочили на своих топчанах и нервно уставились друг на друга. И у Нариз, и у Гуруза билась одна мысль на двоих:
– - Нашли!
Боком, стараясь не мелькнуть в окне в полный рост, Гуруз двинулся по стенке и аккуратно выглянул в узкую зарешеченную щель. Нариз слушала лебезящий голос хозяина, какие-то требования прибывшего мужчины, еще чьи-то непонятные голоса, когда Гуруз, кажется все это время даже не дышавший, громко и облегченно выдохнул и сказал:
– - Это не за нами.
Нариз вопросительно и недоверчиво уставилась на его лицо, отметив про себя, как на тощей мальчишечьей шее бьется тонкая голубоватая жилка.
– - Точно не за нами?
– - Нет, это охрана ридгана. Они спрашивают про какого-то купца. Повелитель ждет его караван.
Понимая, что надо дать брату возможность отступить, Нариз жалобно сказала:
– - Гуруз, я не смогу так жить! Вздрагивать от каждого шороха, бояться собственной тени! Прошу тебя, давай уедем отсюда.
Мальчишка кивнул головой, как показалось Нариз, с некоторым облегчением.
Время было еще достаточно раннее, а спорить больше было не о чем. Поэтому, оплатив комнату еще на день, они двинулись на рынок.
Их втянул и растворил гигантский гомонящий базар, пахнущий конским навозом и дымком костров, на котором прямо здесь готовили мясо, жарили пирожки с разными начинками, кипятили травяные отвары. Здесь резко смешивались запахи экзотических фруктов и кожаных седел, ароматы пряностей и духов, крепкий букет чеснока и пота плыл, растворяя в себе десятки и сотни различных чужеземных ноток.
Коней Гуруз выбирал долго и придирчиво. Торговался уверенным голосом, называя все их недостатки, хотя Нариз ничего такого не заметила. В результате они стали владельцами двух коренастых, крепких лошадок с коротко остриженными гривами, торчащими щеткой. Здесь же им подсказали, где можно сторговать телегу.
Кибитка, которую выбрал Гуруз, была такая же по размерам, как и та, в которой они сюда ехали, но выглядела понаряднее, на бока чем-то зеленым, похожим на масляную краску, были нанесены незамысловатые узоры, а толстенная плотная холстина, натянутая на дуги, оказалась пропитана чем-то довольно вонючим. Пожилой торговец, низенький, пузатый, с масляно блестевшим лицом, нахваливал свой товар:
– - Ай-я! Вы, молодой фаранд, еще спасибо скажете старому Маладжу! Мало кто знает секрет пропитки! Зато в дождь ни одна капля воды внутрь не попадет. Ветер не дунет. Солнце не попадет! Надежная, как каменный дом! А красоты какой, посмотрите!
Он торжественно тыкал рукой в те самые незамысловатые узоры.
– - Самому ридгану не зазорно на такой кататься!
Нариз, привыкшая за это время к тишине стойбища, чувствовала некоторое утомление от этих воплей. И в то же время, понимание, что она почти свободна, заставляло сердце частить. Дождавшись, пока брат сторгуется, запряжет коней и сядет на место возчика, она пристроилась рядом и начала уговаривать его.
– - Гуруз, кибитка пустая. Нам нужны одеяла, сменная одежда, еда. Сама я не могу покупать – может я выгляжу, как мальчишка, но боюсь, что голос выдаст меня. Однако тащить все в руках, мы не сможем. Давай сразу, не уезжая с рынка, закупим все, что нужно.
Сейчас, устроившись на козлах своей собственной повозки, погоняя своих собственных лошадей, Гуруз чувствовал себя увереннее. Кроме того, шум и сутолока рынка отвлекали его от мыслей о гибели родителей – он вообще пока не мог об этом думать. Пусть он и видел смерть матери собственными глазами, но думать об этом он совершенно не мог. Рынок уберегал от тяжелых и дурных мыслей, поэтому он согласно кивнул головой.
Далеко не везде можно было проехать на повозке. Поэтому, найдя с краю рынка охраняемый участок, брат с сестрой оставили там свою кибитку. Охраняли огромную, заставленную различным транспортом площадь, шестеро мужчин, непрерывно бродящих между повозками. Здесь были кибитки и телеги, небольшие тачки, в которых впрягали низкорослых толстых коняшек или даже ослов, две величественных золоченых колесницы и еще какие-то мелкие повозки. На многих телегах лежали тюки и свертки – охрана следила за тем, чтобы никто, кроме хозяина, не подходил близко.
Они оплатили место и получили на руки маленькую глиняную табличку с тисненым рисунком. Вторую такую же, но значительно большего размера прикрепили на торчащий из повозки крюк. По идее, на этот крюк можно было повесить фонарик.
Нариз уже видела такие фонари на других кибитках – очень толстое, мутноватое стекло, внутри которого находилась плетеная сетка и медная проволока. Снизу крепился резервуар для масла, тоже медный, но по идее, можно было внутрь поставить и свечу. Весил такой фонарик килограмма полтора-два, да и стоил недешево. Но это было первое, что купила Нариз, сославшись на то, что боится темноты.