Роза севера
Шрифт:
— Напиши еще Координатору, — сказал Варламов, — что прошу выслать мне денег… — он подумал и назвал цифру. — Это на калым. Когда вернусь, отдам. Он знает, что у меня есть на карточке.
— Ого! — вздохнул отец Вениамин. — За такие деньги я бы себе двух одьулун завел. Не беспокойся, отправлю. Мне и так копию в его канцелярию посылать.
— И еще. Можно выброшенные доски на костер пустить? Все равно никуда не годятся.
— Да, конечно. Закончу, сам помогу перетаскать.
Но работать им не позволили. Явились братья Рогны и на ломаном русском
— Кейюю кымыс, — объявила она. И хитро покосилась на Варламова. — А вам нельзя, господин. Ждите, скоро придет шаман. Он окурит вас берестяным дымом, от злых духов. Потом идите к костру. И вы тоже, — она кивнула отцу Вениамину. — Шаман плохо говорит по-русски, поэтому когда не поймете, просто кивайте. И еще, господин. Своей юрты у вас нет, поэтому перейдете жить к госпоже. Конечно, это не совсем правильно…
Она легонько вздохнула, но блестящие глаза выдавали, что все не так уж неправильно. Будет о чем рассказать.
Куннэй упорхнула, а отец Вениамин налил себе чашку кейюю кымыса.
— Благодарствую, Господи! — с чувством произнес он и выпил, после чего удовлетворенно крякнул.
Вскоре раздались глухие ритмичные удары, обошли вокруг юрты, а потом полог отодвинулся. Вошедший был в коричневом одеянии с длинной бахромой, а на месте головы — Варламов даже привстал — конская морда! Спустя секунду он сообразил, что это шапка, сделанная из снятой с головы лошади шкуры. Шаман что-то проворчал и стал размахивать подобием кадила — едкий дым наполнил юрту, и Варламов закашлялся. Отец Вениамин смотрел неодобрительно, но шаман его игнорировал. Потом он поставил кадило, достал из-за спины бубен и закружился по юрте, ритмично ударяя в него. Вскоре у Варламова тоже закружилась голова. Шаман неожиданно сел и вперил в него острый взгляд. Лицо было коричневое, как дубленая шкура.
— Я, Эргис, говорю… — с некоторым трудом произнес он. — Тебя преследуют иччи … злые духи нижнего мира. Но у тебя… сильный иччитэ из верхнего. Духи-помощники не сказали… кто возьмет верх.
Он встал и вышел из юрты, поманив за собой. Варламов вздохнул, натянул на меховые чулки белые унты, подумал и набросил поверх парки боа из беличьих хвостов. Что ж, более-менее соответствует местной моде. Вышел, а следом отец Вениамин.
Было уже темно, в центре сселения горел костер, собрались люди. Подбежала Куннэй, быстро оглядев Варламова.
— Вас не станут водить вокруг юрты, потому что госпожа будет только одьулун, — нотка сожаления прозвучала в голосе. — Лишь вокруг костра. Вам надо сначала стать рядом, а потом протянуть руку невесте.
Она поспешила к Рогне. Та уже стояла у костра, в нарядной замшевой безрукавке, отделанной мехом. В глубоком вырезе белело платье, белоснежные рукава спадали до запястий, а вместо головного убора голову охватывал обруч с большой бляхой, похоже из серебра. Волосы всё так же падали на плечи, на губах была легкая улыбка. Варламов встал рядом, стараясь выглядеть невозмутимым.
Шаман быстро обошел вокруг костра, ударяя в бубен и выкрикивая что-то по-якутски. Куннэй зашептала:
— Он приглашает иччитэ, духа-хозяина огня спуститься с небес и пребывать в вашем очаге…
Шаман остановился перед Варламовым и вопросительно поглядел на него. Но он не знал, что сказать, и шаман повернулся к Рогне. Она четко произнесла несколько фраз по-якутски, а потом, обращаясь к Варламову, сказала, видимо то же, на русском:
— Не иди передо мной, может я не пойду за тобой. Не иди за моей спиной, может я не смогу повести тебя за собой. Иди рядом со мной, и мы станем единым целым.
Шаман снова посмотрел на Варламова, и на этот раз он кивнул. Куннэй дернула за рукав, Варламов вспомнил ее слова, и подал руку Рогне.
Шаман снова пошел вокруг костра, а они следом, держась за руки. Шаман пел, бил в бубен, кружился на месте, иногда обегал вокруг Варламова и Рогны. Полы его балахона словно раздували костер, и огненные языки уносились во тьму вверху. Стало казаться, что какая-то фантастическая лошадь ведет их между яростным пламенем и темнотой. Куда?..
Шаман выкрикнул особенно пронзительно и остановился. Встали и Варламов с Рогной. Они были перед входом в ее юрту.
На низких столиках уже стояли блюда, но Варламова не посадили рядом с Рогной. Та только представила его родителям, чьи имена он тут же забыл. Сняла безрукавку и села в стороне, другие собравшиеся словно избегали ее. И Варламова с отцом Вениамином Куннэй усадила в другой стороне юрты. Перед попом-расстригой опять поставила кувшин с кейюю кымысом, а Варламову плеснула полчашки из другого.
— Это простой кумыс. Можете немного выпить, господин.
Так и захотелось выпороть несносную девчонку.
На блюдах была вареная оленина и те самые тушеные ребрышки, о которых с энтузиазмом говорила Куннэй. Она сразу стала их уминать, причмокивая при этом — похоже, хорошим манерам Рогна ее не научила. В другой стороне юрты ели, пили, шумно разговаривали. Раздался взрыв смеха.
— О чем они говорят? — полюбопытствовал Варламов.
— О тебе. О калыме… — перевод получился короткий, и вдобавок Куннэй густо покраснела. Видимо, говорили не только о калыме.
Застолье длилось около часа, потом гости стали расходиться, прихватывая угощение. Куннэй вздохнула:
— Обычно свадьба длится дольше, знакомятся с новыми родственниками. Но с вашей стороны никого нет.
Поднялся и отец Вениамин. Качнулся, но на ногах устоял.
— Да благословит вас Господь! — пробасил он и с достоинством вышел.
Куннэй начала было убирать со столов.
— Иди домой, Куннэй, — тихо сказала Рогна.
Девочка шмыгнула носом и исчезла, не забыв прихватить блюдо с ребрышками.
Рогна встала и, подойдя к камину, стала перед ним на колени. Сняла обруч с головы, тихо прозвенели подвески. Так и осталась на коленях, глядя в огонь. Варламов подошел и сел с другой стороны. Что делать, обнять ее? Но они едва знакомы, хотя по местному обычаю уже муж и жена…