Роза севера
Шрифт:
Пробрал озноб, вспомнились черные волки в далеких Аппалачах. А потом в наступившей тишине стал слышен странный шорох, как бы ниоткуда.
— Шепот звезд, — уже спокойнее сказала Рогна. — Наше дыхание замерзает в воздухе. Пойдем спать, а то замерзнем. Сейчас все равно ничего не сделаешь.
Подремав немного, стали быстро собираться. Вскоре подъехали к юрте пастухов, которые должны были стеречь убежавшее стадо. Те как раз вернулись из леса, и Рогна с ними коротко поговорила. Потом обернулась к Варламову:
— Волки задрали двух оленей. Там и оставили, потому
Распрягли оленей и снова пошли по кругу, привязывая ленточки. Иногда попадались старые. Рогна была сумрачна.
— Я обвязывала это место в начале зимы. До того, как ты появился. Похоже, эта стая не боится запаха рогн.
Вернулись к юрте и поставили невдалеке палатку, дрова взяли у пастухов.
— Это на ночь, — сказала Рогна. — А пока неси поклажу в юрту. Там теплее от печки.
Погрелись у очага и пошли искать задранных оленей. Варламов держал «Сайгу» наготове. Рогна хорошо разбиралась в следах, и через час нашли место, откуда бежало стадо. Близко подходить запретила, и так было видно, что два оленя лежат на окровавленном снегу.
— Ночью будем сторожить, — сказала Рогна. — Волки вернутся за добычей.
Вернулись в юрту, подбросили дров, и Рогна стала варить мясо. К вечеру вернулись пастухи, им удалось собрать стадо. Рогна потребовала отогнать его подальше и хорошо сторожить. Когда голубые тени протянулись по снегу, стали собираться.
Пришлось надеть все теплые вещи, для подстилки взяли оленьи шкуры. Без оленьих мехов лежать на снегу было невозможно.
— Теплее в мире ничего нет, — сказала Рогна. — Ты ведь охотник, подбери место для засады.
Варламов выбрал укромное место между лиственниц, откуда были хорошо видны мертвые олени. Ни дуновения, так что о направлении ветра можно было не беспокоиться. Сначала даже было не холодно, но спустя час Варламов начал мерзнуть…
В свете луны ярко блестит снег. Варламов вглядывается в лабиринт угольно-черных теней. Вдруг из-за одной появляется нечто серое. Чрез какое-то время исчезает, но легкое шевеление заметно в другом месте. Внезапно из глубокой тени появляется матерый волк. Какое-то время он стоит, настороженно оглядываясь, а потом поворачивает голову, и раздается злобный унылый вой, будто приглашение на кровавый пир. Из теней выходит еще несколько волков. Пора стрелять…
Рогна внезапно встает и поднимает руки.
— Ты что? — шипит Варламов.
Поздно! Волки подскакивают в испуге, изворачиваясь, чтобы бежать. И… словно зависают в воздухе, а потом рушатся в снег. Барахтаются, смешно задирая лапы, и визжат. Матерый волк скулит, пытаясь отползти назад, но ничего не получается.
Рогна манит рукой.
Волк начинает ползти к ней. Видно, какой ужас он испытывает: глаза остекленели, на морде выступила пена. Но может только жалобно повизгивать.
Когда подползает совсем близко, Рогна наклоняется и вытягивает к нему руку. Словно синеватая струйка протекает от пальцев зверю в лоб. Он отчаянно воет, пахнет паленой шерстью.
— Уводи своих и больше не появляйтесь! —
Она делает рукой отметающий жест. Захлебываясь от визга, волк пускается наутек, а остальные следом. Варламов так и остается лежать с «Сайгой» наготове. Его трясет, то ли от холода, то ли от испуга.
— Ну и ну! — сказал он, с трудом поднимаясь. — Не знал, что ты так можешь.
— Рогны могут управлять электромагнитными полями, — скучно сказала его одьулун. — Не бойся, против человека такое допускается только в крайнем случае.
Похоже, не только электромагнитными. Было очень неуютно, когда возвращались. Рядом, то ныряя в глубокие тени, то вновь возникая в лунном сиянии, скользила настоящая ведьма…
В юрте пастухов попили горячего чаю и перетащили согретую постель в свою палатку. Чувства Варламова не принимались в расчет, Рогна требовала неукоснительного исполнения супружеского долга. Хотя тут он отыгрался за свой испуг, Рогна только повизгивала. Но жалоб не поступило.
Они посетили еще одно стадо, а потом Рогна долго смотрела на снежные вершины.
— Здесь, — наконец сказала она. — Совершим экскурсию в горы.
Свернули к не очень заметной долине, и тут Рогна снова удивила Варламова, достав блокнот и карандаш.
— Зарисуй, как выглядит эта долина. — И добавила любимое: — Потом объясню.
В меховых рукавицах рисовать было неудобно, а без них оставшиеся в шерстяных перчатках руки сразу застыли, но Варламов кое-как зарисовал вход в долину и две островерхие сопки справа и слева от нее. Таких он видел уже десятки.
Подниматься — то по льду реки, то по рыхлому снегу было тяжело. Варламов опять прокладывал дорогу. Вдобавок наткнулись на наледь — откуда-то взявшаяся вода стекала по снегу, тут же замерзая. Олени упрямились, и Варламов был благодарен старой Айте за унты — не только щегольские, но и не промокали. Зачем Рогна тащит его сюда: он уже знал, что оленей в горах пасут только летом, пока не выпадет снег?
Слева наметилась терраса, идти по ней стало легче. Удивительно, на ней обрисовались руины, занесенные снегом, от них остались только стены, грубо сложенные из камней.
— Это бывший лагерь, — сказала Рогна, с ее губ слетали клубы пара. — Остался со сталинских времен, заключенные добывали тут золото. Тогда по всей Колыме были концлагеря.
За остатками лагеря наткнулись на странное место — надувы снега почти правильными прямоугольниками. Варламов из любопытства поковырял один шестом.
И отшатнулся в изумлении — из-под куска отвалившегося наста на него глядело человеческое лицо. Наверное, так выглядели мумии египетских фараонов: темная пергаментная кожа, растянутый в беззубой ухмылке рот.
— Это кладбище, — пояснила подошедшая Рогна. — Людей часто хоронили без гробов, просто оставляли среди камней. Только прибивали к колышкам жестянки с номерами, я еще видела почти истлевшие. Здесь девять месяцев зима, и атмосфера стерильная, так что трупы не разлагались. Мы не пасем оленей в этой долине.