Рождение городской легенды
Шрифт:
— Значит, и у этой истории должно быть какое-то объяснение.
— Если только она не правдива, — тихо ответил я врачу.
Мне ужасно хотелось посмотреть на Зэта, посмотреть, что он делает, как реагирует. Но я не мог пересилить свой ступор, все тело будто парализовало, а в голове аж гудело от пустоты.
— Еще вопрос, — с трудом проговорил я, будто со стороны услышав свой голос и только благодаря этому сумев продолжить. Я мельком глянул на Хиро, смирно стоявшего рядом с врачом с ведром в руках и отстраненно смотревшего на начавшие менять цвет деревья. — Вы давно Хиротаку видели?
—
— Но где он может быть? Он говорил тебе, куда устроился?
— Нет, — посмотрев на врача, ответил за него Хиро. — Он сказал только, что взялся за новый проект. Какая-то новая игра. Квест. Говорил, что у разработчиков грандиозные планы, поэтому у него море тяжелой работы.
— Квест… — вздохнул я, хмурясь. Этот жанр игр был у Хиротаки самым любимым, поэтому в работу он, должно быть, ушел с головой, ведь работа — написание игр — была для него смыслом жизни, а не просто средством для заработка на ее поддержание.
— Знаешь, Мамо, сходи к нему домой, — выбросив очередную сигарету в ведро, которое держал Хиро, сказал Рёхей. — Мы-то не знаем, где он обитает, вот и не наведались, а ты…
— Да, другого выхода не остается. Если не ответит на телефон, придется идти.
Мы постояли еще немного, обсуждая всякие повседневные мелочи, пока дворник не спугнул нас, как стайку трусливых воробьев, приближающимся шуршанием своей метлы. Хиро торопливо вытряхнул окурки из ведра и, бросив на нас последний взгляд, поспешил за врачом, который уже скрылся за дверью. Мы с Зэтом тоже задерживаться не стали.
— Домой? — тихо спросил я. Парень кивнул. А мне стало интересно, что он ощущает, называя в разговоре своим домом мой. Привык ли он к этой ситуации так же, как я? Или с облегчением вернется в прежнюю жизнь?..
Когда мы зашли в лес, отделяющий морг от остальных зданий на этой окраине города и успели пройти метров пятнадцать, не больше, нас нагнал Хиро.
— Мамо, я сказать вам должен, — он остановился, деловито поправил свои большие очки и, шумно дыша, серьезно посмотрел на меня исподлобья, снизу вверх. — К нам тело поступило вчера. Молодая девушка. Рёхей думает, что это может быть самоубийство, хотя и не уверен. А полиция пытается доказать, что ее убили. И… — он замялся и как-то насупился, — полицейские намекали, что это, как бы, секретная информация. Но, само собой, Рёхей сделал вид, что вообще не замечает их присутствия в кабинете.
Парень оглянулся назад, будто проверяя, не подслушивает ли кто-то, стоя за его спиной. Я же растерянно склонил голову к плечу.
— Возможно, это та самая пропавшая школьница, о которой говорят… Мы не знаем точно, родители еще не пришли на опознание — с ними не получалось связаться…
— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил я.
— Рёхей хотел, чтобы вы знали, — ошарашенный моим удивлением, он широко распахнул глаза. — Она никак не связана с тем убийцей… Рёхей решил, что для вас это будет важно… простите… Я пойду, всего доброго.
Парень спрятал руки в карманы рабочего халата, зябко поджав плечи, обвел нас потерянным взглядом и, резко развернувшись на каблуках, торопливо и неловко зашагал к зданию морга, едва не срываясь на бег.
Что ж, стоит запомнить, подумалось
Дорожка от заднего входа меня удивила. Она постоянно извивалась между деревьями, плела замысловатые паутинки, то резко запрыгивала на холмик, рассыпаясь песком, то так же неожиданно проваливалась вниз, глядя темными зрачками вчерашних лужиц из заросших желтеющей травой ямок. Казалось, что она упивается своей непредсказуемостью и веселится, наблюдая за моей неуклюжестью. А я постоянно поскальзывался и спотыкался на всей этой гадости. Чтобы протоптать такую дорожку, нужно быть, как минимум, Рёхеем.
Скоро мы вышли на вершину холма, разделявшего лес, где прятался от посторонних глаз морг, и необъятную долину, затопленную городом, как кипучим красно-коричневым морем, поблескивающим стеклом на гребнях волн. Казалось, что домики аккуратно сползают с холмов, собираясь в кучки, плавно перетекающие в огромную толпу-город.
Багровое солнце уже начало медленно холодеть, теряя жизнь, и бессильно опускаться к рваной линии горизонта с бахромой чернеющих вдали высоток. Здания как будто тянули к нему свои тонкие шпили, как паучьи лапки, зовя скорее погрузить город во тьму. Солнце пока еще слабо дышало, отгоняя от себя тучи, но все отчетливее начинало хрипеть шумом приближающегося ливня и кашлять раскатами грома.
— Пошли быстрее, — сказал я, прислушавшись к этим хрипам.
========== Часть седьмая ==========
Все следующее утро дул холодный ветер с западных окраин. С тех самых, где находились морг и кладбище. Из-за этого подсознание мое не покидало неприятное словосочетание «могильный холод». Прежде чем дойти до нас, ветер пронизывал город, пропитываясь его запахами и настроениями, но приветливее от этого не становился.
Небо все утро притворялось кадром из старого черно-белого фильма. И фильм этот, похоже, был немым. Молчала улица, молчали новости, молчал даже Зэт. Неугомонно лепетала только моя интуиция, которая пыталась предупредить о чем-то плохом. Вот только одна беда — плохое задумал я сам. Не совсем уж плохое, но и хорошего мало.
Я отлично помнил квартиру Хиротаки, хоть и был там всего раз.
Как же мне хотелось в тот момент, когда открылась дверь, просто сказать «привет» и напроситься в гости. Отдохнуть и поговорить. Ведь так давно не виделись…
Но я молча смотрел на друга.
Мягкие, довольно длинные волосы были собраны в хвост, из которого выбивалось несколько непослушных выкрашенных в зеленый цвет, прядок, упрямо лезших в глаза. Молодой человек поправил узкие очки в массивной черной оправе и заставил себя натянуто улыбнуться. Как будто и хотел, но уже не мог.
— Заползай, — выдавил он, отходя немного в сторону.
Я только покачал головой. Хиротака все понял и, лишь пару секунд постояв в нерешительности, стал обуваться. Я молча ждал на лестничной площадке, пока он медленно зашнуровывал кроссовки, искал ключи, поправлял рубашку. А после так же молча шел по городу. Быстро и уверенно. Хиротака шел следом и ничего не говорил, хотя я чувствовал напряжение, колоссальное напряжение. Но все равно я не слышал ничего кроме его тихих, осторожных шагов.