Рождение волшебницы
Шрифт:
Золотинка шумно спустила воду.
– …И вот я нашел тебя. Я это понял и увидел – я. Потому что я гений. Вдвоем, слышишь? Вдвоем, – припав к тонкой дверце, Рукосил заговорил горячечным шепотом, – может быть… этого никто не знает, но возможно… мы составим с тобой совершенную пару, в которой соединились добро и зло. И тогда… тогда мы смогли бы все. Это будет полная, беспредельная и неоспоримая власть. Ты и я. Мы соединим добро и зло воедино, что не удалось древним, что не сумел Ощера Вага. Мы поставим мир на колени. Тайна совершенного могущества тут: соединить добро и зло! Мне всегда не хватало тебя, именно тебя, я это чувствовал. Когда же мы станем единой волей… о! кто тогда устоит?!
Золотинка стояла перед дверцей. Ничто не удерживало ее больше в каморке, но и выходить не решалась, не зная, чем встретить Рукосила, как глянуть и что сказать.
Голос его почти исчез и воспрянул:
– И тебе никуда не деться! Никуда от меня не уйти, потому что я тебя сотворил!
– Каким образом? – не выдержала Золотинка. Прихватив свечу, она вышла в коридор.
Рукосил ждал ее в темноте – слабо освещенный проем в торце узкого прохода почти не ослаблял сумрака.
– Смешная! – любовно заметил он, глянув на ушастую Золотинкину голову.
Ничего не оставалось, как возвратиться в прежнюю комнату, где была стойка с книгой, на полу валялись мусор, объедки и копны стриженных волос. Порывай стушевался и чернел в углу, не существуя для других так же, как и для самого себя.
– А мастерский был ход, – говорил Рукосил, следуя за Золотинкой неотступно, он дышал ей затылок. – Как это тебе понравилось?
– Простите, я не понимаю, о чем вы толкуете и ваше красноречие, боюсь, пропадает втуне, – сказала она, опускаясь на стул.
– Не понимаешь?! – вскричал он вдруг слишком громко и схватил спинку стула, словно желая его из-под нее выдернуть. – А то ты понимаешь, что я тебя сотворил? Где бы ты сейчас была, если бы я не создал из ничего принцессу Септу?
Золотинка подняла глаза.
– Да! Именно! – склонил он ожесточенное лицо. – Знаешь, чего это стоит, – сладить одну порядочную принцессу? Подобрать подходящих родителей, тоже принцев, – трудно ведь иначе объяснить, почему у принцессы родители дровосеки. Я должен был проверить родословные счеты и убедиться, что родители надежно умерли. Наконец, что тоже немало, составить правдоподобное и жалостливое письмо. Которое к тому же надо было испортить на самых трогательных местах, чтобы сохранить хотя бы существенное.
– Вы хотите сказать, – проговорила она ровным голосом, – что принц Рей и принцесса Нилло вовсе не мои родители?
Он фыркнул, вскидываясь:
– Я должен был покрыть твою душу коркой позолоты. Слишком наивная и слишком пылкая у тебя душа, чтобы вот так вот сразу сунуть ее в огонь. Я понял тебя тогда еще, когда ты сверкала глазами и взяла Юлия за виски. Когда ты поднялась до пророчества. Я был озлоблен и очарован. Я увидел сильную, страстную и возвышенную душу – подходящий предмет для опытов. Я обомлел от редкой удачи. И я решил пропустить тебя через искус, чтобы подготовить опыт.
– И выходит… Нута не моя сестра, – молвила Золотинка в тягостной замедленности чувств.
– Нута! Нута! Что тебе Нута! – бросил Рукосил, отстраняясь с необъяснимым раздражением. Он обошел стул с другой стороны и снова ухватил спинку. – Такие Нуты – грязь под твоими ногами. Ты великая волшебница!
Сказал – и сам поразился, что это было сказано. Осекся, словно бы сам себе не поверил.
– Ты можешь волховать без волшебного камня, – продолжал он по возможности бесстрастно, в бессознательном побуждении исправить слишком сильное впечатление от собственных слов. – Как это будет, не могу сказать наверное. И никто не знает, потому что такого никогда не было и быть не может. Но ты уже видела меня через стену. Когда захотела. Ощера Вага предполагал нечто такое, но не более того. Пользуясь гениальными догадками Ощеры, я и поставил опыт. Но особенно не заблуждайся: против хорошего камня тебе не постоять. И вообще не обойтись без меня, твоего создателя. Без меня ты ничто. Ты погибнешь, как выброшенный из парника цветок.
Снова он обошел кругом, чтобы взяться за стул с другого бока. Подняв голову, Золотинка провожала его взглядом.
– Я предлагаю тебе союз.
– Для чего?
– Чтобы господствовать над миром.
– Разве мир нуждается в нашем господстве?
Рукосил оставил стул и отстранился.
– Придет время, – сказал он, – мы с тобой среди бела дня помрачим солнце.
– Пусть светит, – невольно улыбнулась Золотинка. – Зачем омрачать солнце? Пусть будет.
– По мановению твоей руки завоют хищные звери. Содрогнется гора, замутятся воды. Задует полуночный ветер, собирая грозовые тучи, и обрушится град, так что каждой льдиной зашибет корову. Не укроется от тебя золотая жила, залежи яшмы и нефрита. Ты увидишь сквозь стены все, что происходит в жилищах людей. Ты услышишь на расстоянии, ничто сокрытое не останется для тебя тайной. И придет время, пусть не сразу, ты взлетишь. Ты станешь летать простым побуждением летать.
– А вы? – с деланным простодушием спросила она. – Вы умеете летать?
Вопрос ему не понравился, он сухо ответил:
– Последний летающий человек разбился более трехсот лет назад.
– Хорошо. Допустим. Но как же мы будем овладевать миром? С чего начнем?
– С малого. Сначала ты возьмешь Юлия и вместе с ним власть над страной.
– А как же законный государь, отец Юлия Любомир Третий?
– Я сокращу срок правления Любомира, как только в этом возникнет надобность. Но ты начинаешь углубляться в частные и малозначащие подробности. Ты не сказала еще да!
– Но я говорю нет! – молвила она, глядя ясными глазами. Такими огромными на стриженой, голой как пятка голове с оттопыренными ушами.
Рукосил хрустнул пальцами. Потом он протяжно вздохнул, не разжимая сомкнутых губ, обошел Золотинку вокруг, наступая на разбросанное повсюду руно волос, и мягко опустился на кровать. Несколько помедлив, закинул на постель ногу и непринужденно откинулся, оставив другую ногу на полу.
– Почему же? Почему нет, когда очевидно да?
– Почему? Мне кажется, ваше предложение, если взять его в целом, мало понравилось бы Поплеве. И едва ли нашло бы одобрение Тучки. А летать… что ж, летать – да, хорошо! – Золотинка тоже вздохнула.
– Странный ответ, – протянул он, сдерживая себя. – Нелепый. И неумный. Кто такой Поплева, извини меня? Кто такой Тучка? Разве летописям известны мыслители с такими сомнительными именами? Чем они прославились? Зачем они, наконец? За-чем они? – проговорил он с нажимом.
– Я сказала нет, – повторила Золотинка. Она глянула на прикрытое занавеской окно, намечая путь к бегству.
– Смело, – молвил Рукосил с невольной дрожью в голосе, и дрожь эта удивила ее. – Ну что же, смелость твоя имеет основания. Я не могу тебя уничтожить, только что породив. Не готов к этому. Ядам тебе время одуматься, потому что… потому что… – голос дрогнул, и он не закончил.