Рождение волшебницы
Шрифт:
– Ну и что вы вдруг подхватились? – молвила она среди рокового молчания. – Который теперь час?
– Уж полночь скоро, – замогильным голосом отвечали ей из темноты.
– Так вы что, в Толпень плывете или куда?
– Это уж как придется, – последовал краткий ответ.
Широко раскрытыми глазами прощупывала Золотинка волглую, плотную темноту, которая неслась откуда-то справа, застуживая щеку и локоть. Она вглядывалась – и тьма раздвигалась. Открылись воды и обнажился берег. С другого бока несло их в каких-нибудь десяти саженях от камней. Золотинка увидела реку – далеко вперед, увидела отступившие от реки горы, вершины которых лизали клочья медленно ползущего тумана. Тучи она увидела – насквозь, на всю их ставшую столбом высоту. И звезды выше самых высоких туч, выше высокого и дальше дальнего – звезды тоже открылись ей. А внизу обнажилось дно реки: омут, где покоились в тине обросшие коряги и сомы.
Золотинка хорошо видела спутников: сведенные тоской лица их были серы, и все, что охватывал взор на многие версты вокруг, тоже не имело цвета. В голове быстро прояснилось, боль отпускала, как это всегда бывало при волшебстве, уходила почти внезапно, отчего она испытывала телесное наслаждение и подъем.
– Не знаю, какое у вас горе, но что терять время? – сказала Золотинка. – Поднимайте парус. Кто там на топенанте? Слышь? И оставь нож, зачем он тебе сейчас? Бери снасть. И потравите шкот.
Бородач, в полной тьме прятавший нож под мешком, расслабленно его выпустил и повиновался. Они завозились в лодке, как слепые, путаясь и наталкиваясь друг на друга. С мокрым хлопком расправился парус, лодка вздрогнула, заворачиваясь к ветру и кренясь, ходко пошла вперед.
– Пересядьте к корме, за мачту, пересядьте все, – велела Золотинка. – Мне трудно держать румпель, мы все время рыщем к ветру.
Но они не двигались.
– Ну, сядьте поближе, – снова попросила Золотинка. – Приходится все время работать рулем. Чего вы там сбились? Прошу вас. Здесь полно места, устраивайтесь на кулях и спите хоть до утра.
– Спать мы не будем, – твердо возразил бородач. Они не видели Золотинку, хоть и глядели в ее сторону. Они не видели берегов и вообще не понимали, что происходит, куда лодка несется, – жуткое, наверное, было чувство.
– Если вы не хотите пересесть, пусть кто-нибудь другой садится на руль, я не могу удержать лодку, – сказала она.
– Мы пересядем, – неожиданно согласился бородатый.
Они поползли по вещам, не вставая, и здесь, почти у ног Золотинки уселись, отчего лодка сразу же увалила под ветер.
– Спите, – сказала Золотинка, – все будет хорошо. Ничего не бойтесь.
Она закуталась в чужой плащ и почти не мерзла. Боль в голове прошла. Чудесное избавление было связано с волшебным прозрением, это понятно. Но и самые муки ведь, о которых жутко вспоминать, тоже возникли не без причины. Думать об этом, однако, не хотелось. Суденышко легко повиновалось, сохраняя достаточно рыскливости, чтобы менять галсы, и Золотинка ночь напролет сидела на руле, не испытывая усталости. Хорошая была ночь, быстро летящая и покойная. Иногда она вежливо подталкивала ногой бородатого, чтобы он помог ей управиться со шкотом, и снова оставалась одна, возвращаясь к мечтаниям, в которых бродил Юлий, то ли лишенный престола, то ли, наоборот, прочно на нем утвердившийся. А она снова и снова с ним мирилась, не удовлетворяясь прежними примирениями… Ночь состояла из налитого бледным холодом паруса, из переменчивого однообразия берегов. Из такого уютного, домашнего похрапывания толстяка, который утратил наконец бдительность. Заснули и остальные.
Тучи разошлись, луна разбудила путешественников перед рассветом – один зашевелился и очнулись все сразу. Они усаживались, настороженно оглядываясь, и шепотом уверяли друг друга, что ничуточки, ни мгновения не спали, – а уже луна.
– Что там луна, скоро и солнце взойдет! – заметила Золотинка. Ей хотелось сказать им что-нибудь ободряющее.
– Что ж, солнце и для нас встанет, – загадочно отозвался бородатый.
Пора было, верно, и объясниться. Золотинка чувствовала вину, что оставила их в недоумении. Но при свете дня многое и само станет на место – без лишних слов.
К тому же навалилась усталость, под утро снова отяжелела голова. С нарастающим беспокойством она прислушивалась к ощущениям тела. Чудесный взор ее мутнел, требовалось усилие, чтобы достать взглядом дно реки. Ветер заметно стих, очистившееся небо светлело. Когда рассвет обозначил купы деревьев и камни, по правому берегу Белой открылся город. Можно было различить беловатую черту частокола, который опоясывал пологий склон холма, тесное скопление островерхих домиков на плоской его вершине… А внизу, ниже города по реке проступала гряда каких-то барханов. И вдруг Золотинка увидела, что песчаные барханы – это парусиновые навесы, которые покрывали стоявшие у берега суда! Тесно составленные ладьи и насады занимали пространство на полверсты.
Что же это, княжеский караван?.. А те дома по плоским вершинам взгорий, это ведь походные палатки – целый город!
Быстро светлело. Озаренный розовым светом холм выступал над пологом белесого тумана. Различались чернеющий свежей землей ров и вал с низким частоколом на нем, ворота, башенки… мост. Вырубленный лес – заставленный пнями склон… Поднимались первые дымы костров. На мачтах, на выставленных повсюду древках обвисли стяги. Чьи это были стяги?
– Да что это такое наконец?! – воскликнула Золотинка с необъяснимым негодованием.
– Это? – не особенно скрывая ухмылку, переспросил бородатый. – Это боевой стан великого государя Юлия Первого!
– Солнце! – вскричал тут розовощекий парень, вскакивая на колени.
– Солнце! – загомонили они, приободряя друг друга, и потянулись к уложенным вдоль бортов веслам. – Кончилась твоя власть, нечистая сила!
Между тем в клочьях сверкающего тумана отвалил от берега узкий сторожевой струг. Над туманом поднялся ратник с малым стягом у наконечника копья.
– Эй, на лодке! Парус долой! – зычно крикнул он, добавив еще несколько не относящихся к делу выражений.
– Сюда! Скорее! На помощь! – истошно завопил толстяк, который держался за спиной бородатого. – Ратуйте, люди добрые! – заголосил он, утратив остатки самообладания.
– Сгинешь ты?! – прошипел бородатый, поднимая весло.
– Я не нечисть! Какая нечисть! – вскричала Золотинка, бросая руль и тоже вскакивая.
Она выхватила из-за пояса хотенчик в неясном намерении защититься этой игрушечной палочкой. А когда бородатый взмахнул веслом, швырнула рогульку ему в лицо, и хотенчик, вильнув охвостьем, прытко рванул в сторону стоявших у берега судов, отчего борода попятился и толкнул товарища, все упали. Хоронившийся сзади толстяк согнулся в три погибели, выставив вверх наименее ценную часть тела.