Рождение волшебницы
Шрифт:
– Занять верными людьми все выходы и ворота! – сказал он, оглядывая лица приближенных.
– Ражумеется, гошударь! – отозвался Чеглок, выказывая признаки подавленного раздражения, и бросил последний взгляд на волшебный перстень.
– У нас остались внизу войска? Всех поднять на ноги.
– Да.
– В первую очередь вывезти приданое княгини Нуты – восемьдесят тысяч червонцев готовизны и драгоценности. Завтра же с утра, с рассветом, как развиднеет.
– Мы жаймемся этим сейчас же, гошударь.
И оба едва ли не одновременно обернулись на ожидавшую поодаль Золотинку.
– Беречь накрепко! – велел Юлий довольно двусмысленно.
Но Чеглок прекрасно все понимал – в обоих смыслах.
– В караульню волшебницу, сторожите хорошенько! – распорядился Чеглок, а потом счел нужным отвесить арестованной поклон:
– Позднее я навещу вас, шударыня. Как только управлюсь с первоочередными делами. Надеюсь, вам будет удобно. Поверьте, я знаю, что говорю, караульня сейчас самое бежопасное место в замке.
Солнце уже садилось, и замок весь целиком с острыми крышами его, тупыми углами, со шпилями его и зубцами, с грубо торчащими башнями потонул в виду опустевшего неба. Вершина исполинского утеса, неколебимо высившегося над крепостью, наплывала своим позолоченным куполом на погруженный в сумрак двор, где суетились, переговаривались заполошенными, дурными голосами не очухавшиеся еще от праздника гости.
Все потухло, когда Золотинка ступила в недра Старых палат. Миновав неосвещенные сени, она спустилась по лестнице и попала в караульню. Это можно было понять по застарелым запахам человеческого стойла: дохнуло сырой кожей и табаком, портянками вперемешку с горелым жиром и луком. В сводчатом покое лежали навалом, как дрова, копья и бердыши, по стенам висела обиходная сбруя.
Ее усадили возле пылающего очага и уставились на нее с добросовестным намерением не спускать глаз. Два пьяных молодца, задевая встречные косяки и углы, затащили в караульню сундук с одеждой. Особым повелением свыше Золотинке позволено было переодеться. Прежде всего она заявила, что и не подумает переодеваться, пока все, кто толпится, харкает, сквернословит, дымит, зубоскалит и гогочет в караульне, не уберутся за дверь.
– Но это никак не возможно, сударыня! – изумился сотник. И все остальные примолкли, разделяя, как видно, служебные убеждения начальства. – Мы отвернемся.
– Это вы-то отвернетесь? – фыркнула она, обводя глазами бессовестные жеребячьи рожи караульных.
Золотинка выпроводила всех вон и задвинула изнутри засов, отчего в сенях послышался горестный стон. Пустяки! То ли испытала Золотинка, когда обнаружила, что присланное ей платье – тяжеловесное многослойное сооружение, занимавшее собой весь сундук – невозможно одеть без посторонней помощи!
Это было роскошное, темно-синего бархата, выходное платье, не имевшее никаких застежек, потому что по принятому последние два года при дворе обычаю зашивалось на хозяйку заживо. Там, где обиходные мещанские наряды имели ряд пуговок и петелек – от шеи до пояса по спине, – не было ничего, кроме двух развалившихся кромок. Словно в насмешку, сундук содержал в себе бесполезные ленты, кружева, тончайшие шелковые чулки, подвязки и пару прелестных крошечных башмачков на ножку Нуты.
То начальственное лицо, которое так трогательно позаботилось о пленнице, не видело, может статься, большой разницы между Нутой и Золотинкой, смиренно полагая, что это все женщины.
Между тем тюремщики тревожно скреблись под дверью и, перемежая просьбы угрозами, умоляли сударыню волшебницу поспешить с переодеванием.
Пугливо оглядываясь, она стащила с себя все, что было мокрого, оставила только тяжело скользящую по груди цепь Сорокона. Не найдя в сундуке никакого белья, всунулась голышом в жесткое, ставшее колом платье, оцарапавшись при этом второпях о какие-то загадочные пружины. Платье она перевязала крест-накрест лентами, чтобы корсаж не сползал вперед, а оставшиеся в тылу бреши прикрыла коротким Буяновым плащом. Скоморошьи штаны и куртку, мокрые Лепелевы башмаки она расположила подле огня, отодвинув котелок с кашей, и впустила истомившуюся в дурных предчувствиях стражу.
– Я буду спать, – заявила она. – Садитесь вокруг и следите, чтобы я не взлетела. Как почудится, что колышусь вместе с лавкой, будите. Лучше уж сразу разбудить, чем ловить потом по всей караульне. Вот так. Охраняйте.
Теперь можно было не опасаться, что бездельники заболтаются, оставив ее без присмотра, когда станет подбираться какая-нибудь подпущенная Рукосилом тварь. Под наблюдением стражников она устроилась на составленных вместе лавках, повертелась, чтобы вытолкать из-под спины запавший туда кошель с хотенчиком, сонно попросила укрыть ей босые ноги и заснула.
За решетчатыми окнами караульни мотались факельные огни, слышался говор грузчиков, которые таскали и скидывали тяжести. Стучали колеса, фыркала осаженная вдруг лошадь. Рук не хватало, караул расходился по нарядам, и к полуночи мирный сон Золотинки охраняли только двое вооруженных кольчужников. Они бодрствовали у очага, изредка поглядывая на девушку с восковым от усталости и долгого пребывания в подземельях лицом. На гривке ее золотых волос рассыпались, завораживая сторожей, всполохи искр…
– Что? – очнулась вдруг Золотинка. – Где?
Притихшие, как дети, тюремщики глядели в наполненную шорохом темноту. Старший, обрюзглый хитрован, оглянулся, не доверяя ни пленнице, ни этим невнятным зловещим шорохам. Но пленница была ему все ж таки ближе – живее подступающей из тьмы мертвечины.
– Ктой-то в окно стучит, – прошептал он, испытывая потребность в задушевном разговоре.
Малый помоложе шевельнул блеклыми губами и только.
Окончательно стряхнув одурь, Золотинка заметила мимоходом, что котелок у огня пуст, и забыла про еду. Она отыскала взглядом черный выем окна под самой вершиной свода. В окно, и точно, стучали. Такое вкрадчивое, навязчивое, но осторожное постукивание, которое трудно было бы ожидать от кого-то… из своих.
– Что? – спросила Золотинка, пугаясь вместе со всеми.
Она спустила ноги на пол, нерешительно поправила плащ…
И однако, все хотели определенности. За мутными мелкими стеклами в мазаных огнях, озарявших двор, металась размытая тень размером с птицу. Когда тень налетала на окно, раздавался приглушенный хлопающий звук…
– А вы бы окно открыли, – молвила Золотинка, не решаясь говорить громко.
Верно, стражники того и ждали, что волшебница примет ответственность на себя. Толкаясь, они взялись за окно, но и самых натужных усилий не хватило, чтобы вынуть раму из забитых закаменевшей грязью пазов. Достали меч, чтобы подсунуть лезвие в щель, и перестарались – брызнуло стекло. Все отпрянули от внезапного звона, и вместе с дохнувшей в лицо свежестью тень прорвалась в караульню, вкатилась и порхнула, кувыркаясь в воздухе.