Рождение волшебницы
Шрифт:
Связанные пережитым, Золотинка и служаночка по-прежнему держались за руки, хотя прямая надобность в этом как будто и миновала.
– Как вас на самом деле зовут? – прошептала Золотинка очень тихо – в чем тоже не было надобности.
А служаночка, без нужды промешкав с ответом, рванулась и выскочила на середину кухни. Она хватила совок и кинулась на колени сгребать рассыпанную неровным слоем крупу. Она мела ее ладошкой вместе с песком, грязью и черепками горшков.
Золотинка тоже оставила укрытие и остановилась в полушаге от ползающей на коленях девушки.
– Я постараюсь вам помочь, принцесса, – прошептала она.
Служаночка замерла…
– Как вы сюда попали? Я постараюсь помочь, – продолжала Золотинка, поспевая за лихорадочными движениями девушки, чтобы можно было шептать на ухо. – Поверьте, мне хотелось бы вам помочь… Может, вам лучше было бы вернуться на родину?
Девушка тряхнула головой, что «нет». Если только не привиделось это Золотинке.
– Нам надо поговорить, – неуверенно добавила еще она и, почему-то пристыженная, оставила девушку, чтобы выглянуть в горницу.
Здесь Золотинка никого не нашла, и нужно было волей-неволей прокрасться дальше, хотя бы до дверей на крыльцо, чтобы хоть что-нибудь себе уяснить.
Солнце зашло, но в светлых сумерках еще различались дали, и Золотинка увидела за низкой, крытой тесом оградой пыль на дороге, латы всадников, метелицу разноцветных перьев на шлемах и выпуклые крыши карет. Всадников надо было считать до сотни – внушительная железная сила.
Пустившись вскачь, четверо витязей один за другим влетели в высокие ворота, не пригибаясь. Пыльные, но роскошные наряды их: дорогое оружие, червленые латы, шелк и бархат – указывали на право распоряжаться. Притихшая толпа шарахнулась в стороны, освобождая место. Хозяин поспешил к дорогим гостям.
– Кто у тебя? – спросил, не слезая с коня, вельможа лет сорока. Спросил так, будто не чувствовал враждебные взгляды, не слышал за спиной приглушенный, но остервенелый мат. – Очистить дом! – продолжал он, окинув высокомерным взглядом весь этот пьяный сброд. – Всех долой! Живо! Вымыть комнаты для великой государыни великой княгини Золотинки и для княжны Лебеди! Ошпарить кипятком щели. За каждого клопа мне ответишь! Да пошли девок набрать донника и мяты на пол. Пошевеливайся!
Хозяин не успевал кланяться под градом грозных, но сладостных для сердца распоряжений, не столько кланялся, сколько верноподданнически сотрясался грузным животом, чуть-чуть складываясь и в ляжках.
– Что за место? Что это за дыра?
– Харчевня Шеробора, ваша милость!
– А Шеробор кто?
– Шеробор – это я, – признался хозяин.
– Ты? – с несказанным презрением глянул вельможа. – Ну так оденься, фуфло!
Грозные окрики не произвели особого впечатления на оглушенный вином сброд, пехота нагло роптала, но скоро в ворота вломилась тяжелой рысью конная охрана государыни. Латники, бравые, на подбор ребята, в медных доспехах и с двумя мечами – коротким бронзовым и длинным железным, взялись за дело не рассусоливая. Кого матом обложили, кого конем помяли, оставшиеся сигали через забор и отступали в сад, где их провожали до ограды и помогали перекинуться на ту сторону – в репей и лопухи. Кареты, одна и за ней еще две, остановились, не доезжая ворот, верно, кучер не рассчитывал развернуться во дворе растянувшимся на полста шагов восьмериком. Забегала челядь. Блистательные вельможи и дамы, сенные девушки расступились, склонившись, – овеянная государственным величием явилась княгиня Золотинка.
Золотинка… то есть не та, что в сопровождении свиты вступила под тесовую кровлю ворот… другая, обращенная в пигалика, – та, которая оставалась душой и памятью, нравом своим Золотинкой… Хотя, в сущности, в мире не осталось ни одной в полном смысле Золотинки… Словом, чтобы окончательно не запутаться: малыш пигалик со светлой соломенной гривой стоял среди встречающих великую государыню Золотинку, склонившись в общем для всех поклоне. Ибо никто его в свирепой суматохе не тронул, никто не догадался его турнуть, и теперь уж он остался во дворе на правах коренного обитателя харчевни.
Можно думать, пигалик ожидал, что великая государыня Золотинка постареет и осунется за тот год – или сколько уж, два? – что прошли со времени роковых событий в Рукосиловом замке Каменце. Представлялись ему в воображении запавшие глаза, лишенные красок щеки – что-то вроде неизгладимой печати порока на лице оборотня… И выходит, малыш пигалик, что бы он ни пережил и ни приобрел за недаром прошедшие для него годы, оставался в глубине души наивным и простодушным существом. Он полагал… мнилось ему и мерещилось, что бессонные ночи, нечистая совесть, тяжкий груз власти наложат на женщину… великую государыню Золотинку печать преждевременной усталости и разочарования. Ничего подобного!
Государыня Золотинка блистала ослепительной, до стеснения в груди красотой. Прелестная и величественная, непобедимо юная! Великая государыня и великая княгиня!
Похожий на хорошенького мальчугана пигалик уставился на великую государыню в полнейшем забвении приличий… на круглом простодушном личике его отражалась та смесь удивления, оторопи и недоверия, какую может вызвать только искреннее и сильное чувство.
Великая государыня приметила малыша и остановилась. Жгучие золотые волосы ее стягивал тонкий обруч с крошечным камешком на лбу. Открытое платье обнажало плечи, а ниже, схваченный в стане, лежал свободным ворохом вперемешку с пеной белья глубокого синего цвета атлас. Драгоценности не терялись среди волнующего великолепия: подвеска… задвинутый высоко на запястье витой браслет, кольца… серьги… И однако, россыпи драгоценностей уступали перед царственной роскошью золотых волос, перед диким потоком золота, этим… смятенным вихрем, этим звенящим ветром вкруг гордо поднятой головы.
Карие глаза государыни под густо прочерченными бровями глядели беззастенчиво и ясно, с той небрежной прямотой, которую вырабатывает привычка к успеху и всеобщему поклонению.
– Подойди сюда, – сказала государыня Золотинка, яркий рот ее дрогнул в едва намеченной улыбке. Она благожелательно улыбалась и не торопилась продолжать – как будто бы знала, что улыбка ее и сама по себе награда. Лица придворных светились отраженным сиянием. – Ты здесь служишь?
Малыш ступил ближе и поклонился, но молчал, подавленный несказанной добротой государыни. А как иначе можно было бы объяснить то замечательное внимание, с каким Золотинка-пигалик вслушивалась в звуки своего собственного, украденного Лекаревой дочерью Чепчуговой Зимкой, голоса?
– Что ты умеешь? – спросила Зимка… государыня Золотинка, снисходительно взъерошив мягкие волосы малыша.
– Я путешествую, чтобы учиться и узнавать, государыня, – учтиво отвечал пигалик.
– Как тебе нравится Слования?
Пигалик замялся, подыскивая слова.
– Признаться, ты выбрал не самое удачное время для путешествий, – заметила великая государыня. – Хотелось, чтоб ты унес лучшие впечатления, чтобы народ мой и страна моя тебе полюбились… Впрочем, мы еще поговорим, – милостиво закончила она. – Я, может быть, тебя позову… Давно ты покинул родину?