Рожденная революцией
Шрифт:
– Я с вами, подождите!
– Чемодан-то оставьте, – посоветовал шофер.
– Ничего, там белье, на заводе пригодится.
Когда поравнялись с отрядом, Коля спрыгнул с подножки:
– Счастливо вам.
– Спасибо, товарищ полковник.
Грузовик уехал.
На дверях чернела вывеска: «Клуб пионеротряда „Всадники революции“». Коля толкнул дверь и вошел в темный большой зал с низким потолком, нащупал выключатель – загорелась маленькая тусклая лампочка. Она высветила большой черный рояль в углу, бюст Ленина на высоком постаменте и развернутое пионерское знамя
Громыхнула дверь, вошел Олег. Следом протиснулся Воронцов. Он увидел рояль, подошел к нему, нежно провел пальцами по клавиатуре и, перехватив любопытный Колин взгляд, покраснел:
– Мама мечтала сделать из меня пианиста. Я ведь музыкальную школу кончил. – Он пожал плечами и смущенно закончил: – А вышел милиционер. Вообще-то у нас семья простая, рабочая, но родители очень любят искусство, музыку. Странно, правда?
– Пока – достаточно редко, – согласился Коля. – Но не странно, а закономерно. Придет время, у нас любой рабочий в музыке и в живописи, к примеру, будет разбираться как в собственном станке, и даже лучше! Я вообще в этих вопросах оптимист, и знаете почему? Потому что сам был вахлак вахлаком, можете поверить. А сейчас по-французски со словарем читаю, и если бы не война – заканчивал второй курс военно-юридической академии. Сыграй что-нибудь.
Миша сел к роялю. Зазвучала «Осенняя песня» Чайковского. Тихая, печальная мелодия расплескалась по темному залу. Коля закрыл глаза. Он думал о Маше, о Генке, думал о том, что город, в котором остались самые близкие ему люди, вот уже два месяца в руках у немцев и надежды больше никакой нет. Он гнал от себя эту страшную мысль, он всегда ее гнал, но теперь она властно овладела его сознанием, его мозгом, и он перестал ей сопротивляться.
…В клубе оставили дежурных и конвой – на тот случай, если будут задержанные. Коля разделил отряд на три группы. Все они должны были патрулировать свои участки до утра. Шли по затемненной улице. Стояла беспокойная тишина, то и дело ее прерывали хлопки далеких и близких выстрелов. Шли молча, последним шагал старшина со склада. По низкому, темному небу скользили лучи прожекторов. Воронцов догнал Олега, нерешительно потянул за рукав:
– Олег, у меня к тебе просьба. Если что-нибудь случится, передай это письмо. Адрес я написал. Понимаешь, я не хочу, чтобы ей официально сообщили. Это очень больно, я знаю. А так, по-товарищески, – легче.
Олег подозрительно посмотрел на Воронцова:
– Что это ты отходную читаешь? Какая причина?
– Смеяться не будешь? – робко спросил Воронцов.
– Валяй, – великодушно махнул рукой Олег.
– Я… чувствую, – тихо сказал Воронцов.
– Что чувствую? – не понял Олег.
– Передай письмо, а?
– Он псих, ей-богу, – разозлился Олег. – Ты что, уже убит? Ты лучше скажи: кто это «она»? Что-то я от тебя раньше ничего об этом не слыхал?
На дорогу выбежала пожилая женщина, бросилась к Коле:
– Немец наверху! Живой!
– Какой немец?
–
Когда поднялись на чердак, женщина остановилась перед окованной железом дверью, опасливо покосилась на Колю:
– Дальше вы уж сами…
Коля толкнул дверь, влетел на чердак, крикнул:
– Выходите!
В ответ плеснуло белое пламя, раскатисто громыхнул пистолетный выстрел. Старшина дал длинную очередь. Потом загрохотало железо на крыше.
– Он наверх выскочил, – сказал старшина. – Нужно с разных люков вылезти, тогда мы его окружим.
– Действуйте, – согласился Коля.
Дом был высокий, с покатой крышей, удержаться на ней было очень трудно.
– Вот он, – старшина вытянул руку, и Коля увидел коренастого человека в штатском. Человек стоял у самого края крыши, в руке он держал небольшой фибровый чемодан.
– Рация, – сказал Олег. – Что будем делать?
– Возьмем живым, – ответил Коля. – Сдавайтесь! – крикнул он радисту. – Бросьте оружие!
Радист поднял пистолет на уровень глаз и, тщательно выцеливая Колю и остальных, начал стрелять. От дымовой трубы полетели осколки кирпича. Старшина высунул было голову, но пуля с визгом прочертила по штукатурке, и старшина с уважением сказал:
– Умеет… Снять его, товарищ полковник?
– Семь, восемь… – считал Коля. – Все. Вторая обойма.
– А у него их, может, полный карман, – сказал старшина.
Радист молчал. Коля вышел из-за трубы.
– Куда вы денетесь? Ко мне! – прикрикнул он.
– Что мы с ним панькаемся, – сказал Олег. – Все равно к стенке.
– Все равно, – согласился Коля. – Но прежде он может дать важные показания.
– Сейчас сработаем, – вдруг сказал старшина и скрылся в чердачном окне. Через минуту он вернулся с бельевой веревкой в руках. Сделал скользящую петлю и направился к радисту. – Я его, как певчую птичку, изловлю. Пацаном я их с утра до вечера ловил.
– То птичку, – протянул Олег. – А это – коршун!
Старшина начал раскручивать веревку. Радист посмотрел вниз, перешагнул через низенький парапет и… исчез. Ни крика, ни звука падения. Коля и Олег переглянулись.
– Остатки рации немедленно сдать в НКВД. Шифры и документы, если при нем есть, – тоже, – распорядился Коля.
…Дробь шагов рассыпалась неровно и тревожно. Миша догнал Колю, пошел рядом. Был он молчалив и сосредоточен.
– Миша, – Коля улыбнулся, – ты знаешь, чем в данный момент я отличаюсь от тебя?
– Нет, – Воронцов удивленно посмотрел. – Чем же?
– Меня тоже осаждают дурные мысли. Только я старше и опытнее тебя, и я понимаю, что эти мысли надо гнать. Иначе плохо будет.
– Я гоню.
– К утру, если все будет спокойно, я отпущу тебя на пару часов. Мать, наверное, сама не своя?
– Она умерла неделю назад. В больнице, – спокойно сказал Воронцов. – Отец – на фронте. Спасибо, Николай Федорович. Мне некуда идти. – Он пристально посмотрел на Колю. – Вы в приметы, в сны верите?