Рожденная революцией
Шрифт:
Коля как ни старался, волнения скрыть не сумел.
– Идем, – Маша взяла его за руку.
…В гостиной Жичигиных она подошла к аквариуму:
– Под песком – второе дно. В нем тайник, – Маша вздохнула и села на диван. – Чего же ты ждешь?
Коля недоверчиво посмотрел на нее и пошел за ведром.
Когда выносил тридцатое по счету, вытер потный лоб, спросил:
– А ты, часом, не подшутила надо мной?
– Аквариум пятидесятиведерный. Носи, не сомневайся, Фома неверующий.
Обнажилось дно. Коля вынул нож, расковырял
– Из автомобиля Госбанка… Теперь все понятно… Кутьков часть денег отдал на хранение Жичигину. Они, понимаешь, были сообщниками еще с дореволюционного времени… – Коля внимательно посмотрел на Машу, с недоумением спросил: – А ты-то откуда знаешь… про это?
– Мне сказал Жичигин, – Машу бил озноб.
– Интересно, – протянул Коля. – За что это он тебе такое доверие оказал?
– Он объяснился мне в любви и показал этот тайник, – сказала она равнодушно.
– За любовь – такую кучу денег?! – искренне изумился Коля. – Должно быть, твой Жичигин изрядный дурак!
– Любопытна я знать, а что такой человек, как ты, способен отдать за любовь? – насмешливо спросила Маша.
– Я? – Коля смутился, понял, что сморозил глупость. – Я в том смысле говорил, что любовь за деньги не купишь.
– Ошибаешься, дорогой… – холодно сказала Маша. – Купить можно все. В том числе и любовь продажных женщин. У тебя больше нет вопросов?
– Есть, – Коля нахмурился. – Ты думала, кому отдать деньги: нам или им?
Маша надменно улыбнулась:
– Ошибаешься. Как раз об этом я совсем не думала. Это для меня было решено. Ни вам, ни им.
– А кому же? – спросил он удивленно.
– Себе, – сказала Маша. – Что же ты молчишь?
– По-моему, тебе все равно, что я скажу. Тебе на мое мнение наплевать, – с досадой произнес Коля.
– Угадал, – сказала она холодно. – Деньги, наконец, у тебя. Ты блестяще добился своего. Теперь ты герой и можешь возвращаться в свой МУР. Наверное, там теперь все будут мурлыкать от восторга, – неловко скаламбурила Маша.
Коля положил пакет на стол, направился к дверям.
– Не понимаю, – вслед ему сказала Маша. – Что с тобой, Коля?
Коля остановился на пороге:
– Может, я до чего и не дошел – у меня образование против вашего – что у вас силы против моей. Но одно я понял: вы без этой дряни, – он кивнул в сторону пакета, – сроду не жили и впредь без нее жизни вам нет. – Коля хлопнул дверью и ушел.
Несколько мгновений Маша ошеломленно разглядывала пакет, а потом бросилась догонять Колю. «Что же я наделала! Что же я наделала», – тупо повторяла она, прыгая по лестнице через две ступеньки. Выскочила на улицу. Коля уже был далеко, у поворота к бульвару.
– Коля! – закричала Маша. – Коля!!
Он повернулся, пошел ей навстречу.
– Прости меня, Коля! Прости!
– Ладно. Чего там, – улыбнулся он. –
– Не знаю, как ты, а я после этого никогда тебя не оставлю. Идем домой.
…Утром она согрела чай, принесла кусок хлеба. Долго смотрела, как он ест, потом сказала:
– Когда моя старшая сестра вышла замуж, муж увез ее в свадебное путешествие, в Италию. Они венчались в Исаакиевском соборе, а на свадьбе было полтысячи гостей. А я – как уличная девка.
– Глупая ты, – Коля притянул Машу к себе и стиснул так, что она вскрикнула. – Ты моя жена. А насчет путешествия и свадьбы не шибко огорчайся. Белых разобьем, кончится голод, холод. Устроим и мы себе свадьбу, друзей позовем. И в путешествие поедем.
– А венчаться ты, конечно, не пойдешь? – с упреком спросила она.
– А венчаться – нет, – твердо сказал Коля. – Это отрыжка старого быта, и нам с тобой не к лицу.
– Начальству своему все, конечно, доложишь?
– А как же? – удивился Коля. – Трепанов мне старший товарищ и брат, как я могу от него скрыть? Да и зачем?
– А он возьмет и запретит тебе на дворянке жениться.
– Запретит? – Коля почесал в затылке. – Не-е. Если бы он был дурак, дубина стоеросовая, – он запретил бы. А Трепанов – умней умного. Да если я тебя люблю, кто мне может запретить?
– Ну, наконец-то, – счастливо рассмеялась Маша. – А я уж думала: во веки веков не дождаться от тебя этих слов.
– Каких? – Коля непонимающе посмотрел на нее.
– Этих самых, – сказала Маша. – «Люблю тебя».
Трепанов долго рассматривал деньги:
– Это, конечно, хорошо, что она так поступила. Я тобой, браток, очень даже доволен. – Он внезапно взъерошил Коле волосы и засмеялся: – А ты востёр! Ох, востёр! Какую девку подцепил. Хвалю. И рад за тебя, браток. Любовь, – она, понимаешь, всегда любовь. Революции там, войны, смерть и разрушение, а все равно люди любят друг друга. И это, скажу тебе прямо, очень хорошо! Это по-нашему, по-большевистски! Мир переделываем. Для чего? Для любви! Для счастья! Ну вот, речь я произнес, извини.
Собрали совещание. Все поздравляли Колю с удачным завершением операции, а он сидел в углу и отмалчивался. Никифоров сказал:
– Эта казна для Кутькова – дороже жизни. Он за ней придет, а мы его – цап-царап!
– Приде-ет… – протянул Афиноген. – Долго ждать придется.
– Зачем долго, – спокойно возразил Никифоров. – Распространим среди урок слух, что Мария нашла деньги. Я посмотрю, как Кутьков на это не клюнет. И подоплека истинная: Жичигин потому Марии деньги отдал, что он ее… как это! Страстно любил!
– Поосторожнее насчет любви, – заметил Коля. – Противно слушать.
– Ой ли? – сощурился Никифоров. – А мне сорока на хвосте другое принесла. Кондратьев, говорит, в последнее время ох как много о любви разглагольствует.