Рожденная второй
Шрифт:
Хоторн перестает тереть мое лицо и откидывается на спинку кресла.
– Да на всякое: дополнительный рацион, электронные книжки или журналы, мыло, шампунь, сладости, развлечения…
– Какие развлечения?
Красавчик складывает грязную салфетку и бросает ее в корзину.
– Ну… Кино, музыка, свиданки… – Он смотрит на меня оценивающе и скалится в улыбке. Сердце в груди пускается вскачь. – За свиданки рассчитываются «заслугами». Тебе подбирают подходящую пару, потом вам разрешают встретиться и… – Хоторн неопределенно машет рукой в воздухе, –
Молчу. Красавчик вздергивает обе брови. Я продолжаю на него таращиться.
– Умоляю, скажи, что понимаешь, о чем я, – морщится Хоторн.
Качаю головой.
– Секс, Розель. Я о сексе.
Выпрямляюсь и отвожу взгляд, смутившись поворотом разговора.
– Ты ведь знаешь, что такое «секс»? – смеется красавчик.
– Знаю. Просто не понимаю, зачем тратиться на это. Детей нам все равно нельзя, мы же второрожденные. Потомство производить запрещено. Какой смысл в этих свиданиях?
Хоторн пялится в потолок, а потом недоверчиво глядит на меня:
– Какой смысл? Удовольствие, Розель, удовольствие. До свидания мы пьем таблетки, так что ребенка сделать не выйдет.
– То есть ты платишь за право завести…
– Слово, которое ты пытаешься подобрать, – подружка. И нет, никто не может завести подружку. Постоянные отношения тоже запрещены. Поэтому каждый раз встречаешься с разными людьми.
Отчаянно мечтаю сменить тему.
– Из Врат Зари кого-нибудь обнаружили? Я видела одного в визоре с ночным небом. На нем была вращающаяся черная дыра. – Провожу рукой перед лицом от лба к подбородку. – Вот здесь. Он бросился под наш кар. – Щеки у меня горят, и ужасно хочется стереть наглую ухмылку с физиономии Хоторна.
– Не знаю. Больше со мной никто не связывался. – Он постукивает по наушнику гарнитуры.
– И как мы узнаем? – Чтобы не встречаться с ним взглядом, стряхиваю с рукава пыль.
– Возможно, позже мне сообщат, как продвигается расследование. А вот тебя, скорее всего, допросят о том, что ты знаешь о нападении. Так что именно?
– Первого солдата я увидела где-то возле Дома Наследия.
– Но вас атаковали гораздо дальше. Почему ты раньше никого не предупредила? – Нахальная улыбка мгновенно исчезает.
– Не была уверена, что именно видела.
Хоторн стреляет глазами по сторонам, желая удостовериться, что за нами не наблюдают, и прикрывает микрофон гарнитуры. – Никому этого не рассказывай, – шепчет он.
– Почему? На нем был золотой визор со знаком солнца…
Он шикает на меня, оглядываясь через плечо.
– Ты не доложила немедленно. Это могут расценить, как пособничество врагу.
Я понижаю голос.
– Я была сбита с толку. Я ведь только что уехала из дома, меня это сильно ранило, и я не подумала…
– Знаю, каково это, – поглаживает мое запястье Хоторн, – когда понимаешь, что больше не вернешься домой. – Он смотрит на меня, и в его глазах отражается моя боль. – Но про солдата ничего нельзя рассказывать. Просто начинай с того момента, когда на вас напали. Уж поверь! Я пытаюсь тебя защитить, ясно?
Киваю
– Хорошо. – Хоторн убирает руку с микрофона, но взгляд у него все еще тревожный.
Транспортник резко идет на снижение. Ощущение такое, словно внутри все сжимается. Он приземляется в середине посадочной площадки на окраине военной базы. Открывается люк, и в проеме предстает небо, затянутое тучами. Из-под земли, словно деревья в каменном лесу вздымаются серые колонны, сужаясь к облакам.
В диаметре они, должно быть, размером с несколько городских кварталов. К ветвям каждого Древа пришвартованы почковидные корабли. В одном таком воздухолете могут поместиться тысячи бойцов. Это мобильные казармы со спальными помещениями, столовыми, тренировочными центрами. По мере необходимости они могут перебрасывать солдат на другую базу или в зону конфликта.
Я присматриваюсь к каменному лесу кораблей. Должно быть, здесь сотни тысяч солдат…
Хоторн тем временем поднимается с места. Забирает у меня грелку и выбрасывает в корзину.
– Пошли. – Он ждет, пока я встану. – Доставлю тебя на место.
Прижимая к телу винтовку с направленным вниз дулом, пристально осматривается и только потом покидает корабль. Я выхожу следом.
– Почему мы просто не пристыковались? – удивляюсь я. – Такое ощущение, что территорию базы зачистили.
– Тебе не положено находиться там до прохождения обработки. Они стараются создать видимость посвящения в тайное общество рыцарей.
– А ты в это не веришь?
Я внимательно рассматриваю профиль Хоторна, шагая с ним рядом. Красавчик хмурится.
– Просто я уже в курсе, что скрывается по ту сторону стены, Розель.
Его привезли сюда и подвергли обработке в десять лет. Тогда он, наверное, считал, что прибыл служить благому делу.
– Как думаешь, мне все равно придется выступить?
Хоторн смотрит вверх и морщится. Воздух кишит транспортниками. Они отчаливают из доков. Выглядит так, словно ветер срывает с каменных деревьев листья.
– Кажется, твоя пресс-конференция отменяется – дронов с камерами нет. Никогда не видел, чтобы одновременно мобилизовали столько воздушных казарм. Похоже, они собираются нанести ответный удар. Здесь еще не бывало так пусто, особенно в День Перехода. Как будто мы остались одни.
– А как обычно все проходит?
– Обычно в очереди на обработку стоят тысячи детей. Некоторые плачут – их слишком юными разлучили с домом. Но другие держатся стойко. Может, надеются вписаться сюда так, как не получалось с семьями.
– А ты был из каких? – осторожно интересуюсь я.
– Из последних.
По широкой мощеной дорожке, ведущей к черной стене, что окружает этот исполинский лес, мы пересекаем площадку. Чтобы увидеть верхушки, приходится запрокинуть голову. В центре стены – ворота из трех створок в виде золотых мечей. Высотой, должно быть, с пятиэтажный дом. Меч посередине – древний, из доядерной эпохи. Он на пятую часть выше тех, что стоят у него по бокам.