Рожденный на селедке
Шрифт:
– А Её милость здесь причем?
– Притом, трясущийся огузок прелюбодеянья. Понравилось ей, как ты с копьем управлялся, поэтому тебя просто дисквалифицировали с турнира, но какую-то награду тебе дадут, чему я сам немало удивлен.
– Сдается мне, не так все будет просто, - проворчал рыцарь, отряхивая усы от прилипших хлебных крошек.
– И мне сдается то же самое, старый, - кивнул я и, поднявшись, направился в угол, собирать разбросанную одежду сиятельного графа, которую необходимо было вычистить. Обернувшись, я добавил.
– К вину не прикасайся. Иначе будем мы болтаться на стене, лишь только солнце встанет.
И вышел, держа в руках грязные рыцарские шмотки, с улыбкой на губах.
Как только сменился первый караул, мы с сиятельным графом двинулись к жилому дому, где квартировал герцог Блядская рожа и вся остальная знать Франции. Я был беспечен, а чело сиятельного графа было бледным и сморщившимся, как подгнивший авокадо. Он еле шел на негнущихся деревянных ногах и если бы я его не подталкивал, дошел бы только к утру. Вдобавок рыцарь бормотал все известные ему молитвы, на миг став ревностным и праведным до безобразия. Это вылилось в то, что он пропустил несколько дивных попок служанок, даже не бросив на них похотливого взгляда, безразлично перешагнул через разлитое вино и не огласил тяжелый воздух горестными воплями по поводу уничтоженного добра, и проигнорировал приветствие некоторых знакомых рыцарей, которые лишь удивленно посмотрели ему вслед, а потом двинулись дальше предаваться порокам, как все нормальные рыцари.
– Входите. Светлейший герцог ждет, - манерно произнес сладкий голосок слуги. Сиятельный граф побледнел так сильно, что у него вылезли даже пубертатные прыщи, пропавшие лет сорок назад, после чего, отпустив слугу кивком, открыл тяжелую дверь и вошел в комнату герцога де Кант-Куи. Я, вздохнув, двинулся за ним.
– Омерзительная блядско-розовая трахомудия, - сказал я, когда увидел комнату герцога. От огромного количество розового цвета запестрило в глазах, а блядские розовые фарфоровые тарелочки вызвали зубовный скрежет. Понятно, что вещь дорогая, но видеть такое в покоях правой руки королевы, дикое дело, скажу я вам. – Это что, старый? Герцог-то парафин (педераст)?
– Кто мы такие, чтоб судить другого, - смиренно рек сиятельный граф, а я нахмурился и удивился, не забралась ли часом полоумная и праведная кукушка в его старую голову.
– Выдохни, старый. А то дыханьем своим себя же отравишь, - посоветовал я шепотом. – А где, собственно, герцог Блядская рожа?
– Ужель ошибся ты, Матье? – порозовел рыцарь, которого страх понемногу отпускал.
– Нет, старый. Час первой луны, когда меняется первая стража, - ответил я все тем же шепотом. – Давай же герцогу в баулы отольем немного? Покуда шляется он где-то по блядско-розовым делам.
– Не можно это сделать, - ответил мне сиятельный граф, попутно рассматривая розовую тарелку с цветочком. Его лоб избороздила дивная и глубокая морщина, так и сверкающая болезненной мудростью и праведностью. Рыцарь вздохнул и, подойдя к портьере возле стены, немного приоткрыл колышущуюся от сквозняка ткань.
– О, блядо-розовое вероломство, - прошептал я, прильнув к спине сиятельного графа, но тут же отпрянул, ибо одежда его, хоть и вычищенная, еще отдавала сладко-кислыми нотками былых пороков. Когда до меня донесся чей-то приглушенный голос, я нахмурил брови и спросил. – Что там за вопли, старый? Ужель наш герцог насилует какого-нибудь несчастного мальчишку?
– Шш, - шикнул рыцарь, обдав меня ароматом нечищеных зубов и луковой похлебки. – Знакомы голоса, Матье. Истинно знакомы.
Голоса, точнее один голос, был знаком и мне. Сладкий, сахарный и липкий, как трусы наивной недоумки, которой блудный рыцарь злато за тепло пообещал. Голос герцога Шарля де Кант-Куи. Он разговаривал еще с двумя голосами. Скрипучим и тихим, и взволнованным высоким. А мы с сиятельным графом, затаив дыхание, прислушались, о чем же вещают эти люди во тьме, скрытой вульгарной розовой портьерой.
– Первая часть плана выполнена, милорды, - сладко пропел герцог где-то в темноте, изредка нарушаемой призрачным светом каганца. В этом свете было видно только лицо самого герцога, но никак не его собеседников. – Мной был получен сильнейший яд, неспособный оставить следы даже для искушенного в этих делах лекаря.
– Насколько он силен? Вы уже опробовали его на ком-то? – спросил скрипучий.
– Опробовал, - ответил светлейший герцог, по-прежнему источая липкий мед. – Пятнадцать узников королевской тюрьмы это, увы, подтвердить не смогут.
– Забыл ты о королевском едоке, - сказал третий, высокий и визгливый. – Королева не подпустит к себе еду, которую едок не проверил. Как с этим быть?
– Оставьте это мне, милорды, - неприятно хихикнула Блядская рожа. – Едок лишь ест, но к вину, преподнесенному Её милости вашим покорным слугой, никто не посмеет прикоснуться. Мне нужно лишь усилить королевское доверие к себе.
– И через сколько подействует яд?
– Одно деление клепсидры, иль по-персидски – час.
– Этого хватит, чтобы вам обзавестись праведной легендой, милорд? – спросил скрипучий. В его голосе мне почудилось улыбка и запах тлена. А может, виной всему воняющие одежды сиятельного графа, который бледнел с каждым произнесенным словом.
– Хватит. Никто не подумает на правую руку королевы, у которого, на первый взгляд, нет никаких прав на трон, - ответил герцог.
– Когда вы хотите предоставить Совету доказательства вашего благородного происхождения?
– Лишь прозвучат последние слова прощальной службы по усопшей, - гадливо улыбнулся Блядская рожа.
– Вы помните наш уговор, милорд? – требовательно спросил скрипучий, а я задумался, где я мог слышать этот голос.
– Я не предам тех, кто мне помог, - мрачно ответил герцог. – Вы получите титул светлейшего герцога и будете заведовать казной, а вы, мой друг, станете епископом, как и желали.
– Да будет так. На все про все, у нас неделя… - скрипучий запнулся, когда в мрачной и торжественной блядско-розовой тишине раздался рев рассерженного дракона, опаливший мои ноздри гадливым ароматом разложения, а глаза ядовитыми щелоками миазмов. В груди запекло дьявольским огнем, а горло стал душить тяжелый кашель.
– Свиной рубец, едрить вас, старый, обоих, - просипел я, зажимая нос воротом рубахи и отскакивая прочь.
– Кто там? Покажись, навье (призрак)! – велел скрипучий, но ему ответил герцог, смотрящий в напуганные глаза сиятельного графа.