Рожденный на селедке
Шрифт:
– Ваше величество, он… - я сделал было еще одну попытку воззвать к разуму королевы, но та устало махнула рукой и приказала всем заткнуться.
– Да будет так. Даю я три дня на сбор доказательств, что граф невиновен. Ежели я их не увижу, то увижу его голову в корзине, - жестко сказала она, за что я её почти сразу разлюбил. Но уходя, она слабо мне подмигнула, и любовь вернулась в сердце, как голубь в свою клеть. – Дозвольте проститься ему с господином. Таково мое слово.
– Да, Ваше величество, - подобострастно закивал герцог и, отрывисто кивнув страже, вылетел вслед за королевой,
– Старый, ты в своем, язви тя в рыло, уме или стражники последние мозги из твоей головы выбили кулаками? – прошептал я, подбегая к сиятельному графу, который ласково на меня посмотрел и улыбнулся.
– Ежели бы не оковы, что жгут плоть мою тяжестью несправедливой, обнял бы я тебя, Матье. Не как слугу, как сына.
– Оставь маразматические сопли, - буркнул я. – Найду я доказательства и самолично сварю жопу герцога де Кант-Куи в котле с кипящей смегмой, старый.
– Оставь меня, Матье. Я не сказал им ничего, ибо клялись они тебя убить тогда, - я замолчал, когда рыцарь ответил. Не этого я ожидал. – Сказали лишь вину принять, но я не смог. Беги, Матье, оставь мою ты душу. Она одной ногой на раскаленной сковороде уже стоит, ждет вил смеющихся чертей.
– Ничуть не удивлен я вероломству герцогскому, - сказал кастелян, подходя к нам. – Всегда выходит сухим он из воды, как дева, что тридцать лет не мылась и жиром заскорузлым поросла. Её милость не верит словам его, потому и дала три дня. Иным голову сразу срубали, поверьте, благородные милорды.
– И где искать доказательства? – спросил я.
– В лесу, - ответил кастелян, мелко осеняя себя крестом.
– В лесу?
– В лесу. Там тролли с дремучих пор живут. Известны им все тайны мирозданья. Ежели и они ничего не скажут, то остается судьбе смиренно поклониться и шею под топор подставить.
– Их не перебили разве? – уточнил я.
– Не перебили, - ответил толстячок, покачивая головой и щечками. Но его щечки были приятными щечками, а не рыхлыми брылами герцога Блядово рыло.
– И где искать их, милорд?
– вздохнув, ответил я, чем заставил сиятельного графа уронить челюсть на пол и поразить нас видом своих девственно нечищеных зубов.
– О, Матье… Тяжкий выбор ты сделал, дабы спасти неразумного старого графа, - вновь завыл он, но я поднял руку и аккуратно закрыл его рот.
– Всему виной твой клятый свиной рубец, что больше жизни ты любишь, старый, - съязвил я, напомнив рыцарю о выходе дракона. Тот покраснел и проказливая улыбка осветила его разбитые губы.
– О, Матье. Как будет мне недоставать желчи языка твоего.
– Еще взвоешь от него, старый, - пообещал я и с тревогой проследил за тем, как сиятельного графа утаскивают стражи. На миг мне показалось, что в его глазах что-то блеснуло, а потом исчезло, затерявшись в густых и грязных усах.
– Я дам вам провожатого, добрый сэр, - грустно вздохнул кастелян, положив мне руку на плечо. Я кивнул и улыбнулся ему.
– Хороший вы человек, милорд. Простите, что тогда я в вас яйцом протухшим запустил. Бесы, не иначе, мой разум подчинили себе.
– О, молодость, - улыбнулся он. – Ей все грехи прощаем. Идемте же скорей. Судьба уж начала отсчет.
И кастелян не обманул, чего я втайне очень боялся. Ближе к обеду, когда второй день турнира прервался массовым поеданием всего, что наготовили повара королевские, и выпиванием бочек из королевских же подвалов, я стоял у герсы вместе с господином Жори, чье напомаженное лицо было сурово, и крепким малым по имени Михаэль, одним из многочисленных королевских охотников.
Михаэль был высок, коренаст и, на удивление, молчалив. Причину его молчаливости я понял чуть позже. Сейчас охотник просто хмуро стоял рядом и хмурился, проверяя без конца, как выходит из кожаных, просоленных ножен здоровенный тесак, острый, как бритва брадобрея. У Михаэля были соломенные желтые волосы, темно-голубые, ближе к серому глаза, и перебитый в давности нос, которым он смешно посапывал. Господин кастелян уверил меня, что лучше проводника, чем Михаэль, мне не сыскать во всей Франции, ибо сам Михаэль был рожден не здесь, а в далекой лесистой и дремучей Германии, откуда прибыл рабом и получил свободу от успошего короля за то, что доставил к королевскому столу огромного вепря, размером с два стола. Эта magna bestia была торжественно уничтожена на пиру, том самом, после которого, собственно, и усоп король. Но когда я только собрался выйти за ворота замка, как нас догнал еще один человек, вызвавший у господина Жори легкое недоумение, а у Михаэля возмущенное сопение.
– Я иду с вами, - с места в карьер огорошила нас Софи, одетая, подобает случаю, в походный темно-зеленый костюм, кожаные сапоги и плотную шляпу, скрывающую светлые волосы.
– Вот уж нет. Баба в пути к беде, - покачал я головой. Михаэль что-то буркнул и поднял вверх большой палец, на котором застыла засохшая козявка.
– Вот уж да, - не сдавалась Софи. – Её милость велела мне следовать за вами и оказать всяческую помощь в расследовании.
– Ну если Её милость, то ладно, - вздохнул я, переглянувшись с Михаэлем. – Пойдем?
– Пойдем, - ответила за него девушка, покрываясь румянцем, когда на нее слишком пристально посмотрел господин Жори.
– Bon voyage, - тихо сказал кастелян и дал знак стражу, чтобы тот поднял герсу. Решетка поднялась с противным лязгом, и мы вышли на широкую дорогу, усеянную конскими яблоками и прочим мусором, оставив позади королевский замок.
– Ну и куда нам, Михаэль? – спросил я охотника, как только мы вышли. Справа и слева от меня стеной возвышался древний лес. – Тут везде лес, язви его рыло.
– Туда, - ответил Михаэль, указав волосатой рукой на правую сторону.
– А почему не туда? – спросил я, отзеркалив его жест.
– Колдовство там, - пробурчал он и добавил.
– Halt die Fotze (заткни ебало – нем.). Сказал туда, значит, туда.
Теперь я понял, почему Михаэль молчал большую часть времени. Германская речь, которой он разбавлял родной для нас с Софи французский, походила на лай огромной шепелявой собаки, у которой запор сменился долгожданной продрисью.
– Ладно. Только перестань вот так говорить, - сказал я и похлопал помрачневшего охотника по плечу. – Мы, вроде как, одним делом заняты.