Рождественские письма
Шрифт:
— Удачного дня, — вот и все, что она сказала.
В его нынешнем состоянии это было весьма туманным высказыванием. К.О. задумалась, что же такого сделал Макс, чтобы так его расстроить.
— Вам тоже удачного дня, — пробормотал Уин, затем добавил: — И спасибо, что согласилась присмотреть за Лунным Тюленем.
— Его зовут Макс, — напомнила ему К.О.
— Возможно, для вас, но для меня он навсегда останется бродягой хиппи-серфингистом. — И с этими словами Уин поспешно вышел из кафе.
К пяти часам К.О. чувствовала
Макса интересовало абсолютно все, поэтому они вернулись на Цветочную улицу только после четырех, и у К.О. почти не осталось времени подготовиться к встрече.
Она пропылесосила квартиру, вытерла пыль, взбила подушки на диване и поставила на стол вазочку с мятными леденцами, любимым лакомством Лавон. Покрытое глазурью печенье она выложила на нарядный поднос с изображением Санты. Сама К.О. не очень любила карамельное печенье, оно не казалось ей столь соблазнительным, как песочное печенье или печенье с шоколадной крошкой. От оливок она решила отказаться.
К.О. как раз добавляла ром в яичный коктейль, как вдруг увидела мигающий огонек на своем телефоне. Быстро взглянув на аппарат, она поняла, что это Зельда. У нее не было даже минутки, чтобы поболтать с сестрой, и она сказала себе, что позвонит ей попозже.
Ровно в 17.30, как только она поставила диски с рождественскими мелодиями, на пороге появился Уин.
— Где ваш отец? — потребовала ответа К.О., беря у него бутылку вина.
— Он никогда не приходит вовремя, особенно если есть причина для опоздания, — пробормотал Уин. — Он придет, когда придет. Вы заметили, что он не носит часы?
К.О. заметила и решила, что это необычно. Лавон тоже не отличалась пунктуальностью, так что, по крайней мере, у них нашлось что-то общее. По ее мнению, у этих отношений появлялась хоть какая-то перспектива.
— Как прошел день? — спросил Уин.
Он уселся на диван и взял печенье, кивая головой в такт «Джингл Белл Рок».
— Замечательно. Мне очень понравилось общаться с вашим отцом.
Уин окинул ее скептическим взглядом.
— Что с вами такое? — ласково спросила она, усаживаясь рядом с ним.
— У меня не было счастливого детства, кроме того времени, которое я провел с моими бабушкой и дедушкой. Я возмущался, что меня таскали туда-сюда в поисках лучших мест для серфинга. Мне не нравилось жить с компанией зацикленных на своих ощущениях хиппи, когда мы снова вернулись в общину, которая была их так называемым домом. Большую часть жизни я чувствовал себя обузой для своего отца.
— О, Уин.
Печаль, которая по-прежнему жила в его сердце перекрывала все те забавные истории, которые он рассказывал ей в ресторане «У Джерома» и за ужином в компании Вики и Джона. Она сначала предположила, что он изобразил свое собственное воспитание в теориях, изложенных в книге «Свободный ребенок», но теперь поняла, что это не так. Лунный Тюлень мог быть хиппи, но он все-таки оказывал давление на своего сына. И никакой «свободы».
— Ну вот, это моя жизнь, — сдержанно произнес он. — Я не хочу, чтобы мой отец был здесь, и мне не нравится, что он использует вас и…
— Он не использует меня…
Уин хотел возразить, но, очевидно, передумал.
— Я не позволю своему отцу встать между нами.
— Отлично, потому что я бы чувствовала себя ужасно, если бы это произошло.
Это были бы почти идеальные взаимоотношения, если не считать того факта, что он, Уин Джеффрис, автор «Свободного ребенка». И того факта, что он не простил отца за эгоизм и безответственность.
Его взгляд потеплел.
— Я этого не позволю.
А затем он поцеловал ее, и К.О. почувствовала, что растворяется в его объятиях. Они долго и жадно целовались, и у К.О. сердце едва не выпрыгивало из груди.
— Кэтрин, — внезапно прошептал Уин и резко выпустил ее из своих объятий.
Она не хотела, чтобы он останавливался.
— Тебе лучше открыть дверь, — посоветовал он, совершенно естественно переходя на «ты».
К.О. была так поглощена поцелуем, что не услышала звонка.
— О, — выдохнула она, качая головой, чтобы рассеять окутавшую ее дымку желания. Этот мужчина творил такие чудеса с ее сердцем, не говоря уже обо всем остальном, какие ни одному писателю не под силу придумать в любовном романе.
На пороге стоял отец Уина. Он вырядился в цветастую гавайскую рубашку и брюки цвета хаки, а на ногах у него красовались вьетнамки. Судя по одежде, он скорее должен был находиться на каком-нибудь тропическом острове, а не в холодном зимнем Сиэтле. К.О. заметила, что наряд Макса не понравился Уину, но, надо отдать ему должное, он удержался от комментариев.
Жаль, что рождественская песня, которая звучала в тот момент, называлась «Рудольф», а не «Меле Калики Мака».
К.О. пригласила Макса и только успела налить ему яичный коктейль, как снова раздался звонок в дверь. Вот он, момент, которого она так ждала. Наконец, пришла ее подруга. К.О. прошествовала к двери и распахнула ее с таким видом, словно на пороге должен был стоять сам Санта.
— Лавон! — воскликнула она, целуя подругу. — Как хорошо, что ты пришла.
Соседка принесла с собой Тома. Огромный кот висел у нее на руке, как большая меховая сумочка.