Рождественское перемирие

События разворачиваются за три рождества до «Сирены», во время пятилетнего разрыва между Норой и Сореном.

Играет “River” by Joni Mitchell

Вестпорт, Коннектикут.

–

Кингсли поднялся с мягкого, обитого серой замшей кресла, и пошёл, как умеет только он, через всю гостиную с бокалом вина в правой руке.

– Только один?
– спросил француз и сел рядом с ней на пол.
– Я думал, ты предпочитаешь три пальца?

– Вот что я предпочитаю, - ответила она и показала ему тот самый палец.

Он поднял руки, сдаваясь в битве намеков. Хорошо. Нора слишком устала, чтобы играть сегодня.

– Где?
– последовал от него вопрос.

– Здесь, - указала девушка, кивая на коробку, которую упаковывала.
– Положи палец на узелок, чтобы я завязала бантик. Рассматривай это как приказ.

– Тебе не нужно приказывать мне помогать тебе с упаковкой рождественских подарков.

Нора толкнула его плечом.
– Мне веселее, когда я притворяюсь, что это приказ.

Он пьяно усмехнулся, хотя был только на бокале номер два. Но опять же, у Норы были очень большие винные бокалы.

С помощью пальца Кингсли она завязала бантик на коробке.

– Для кого этот?
– поинтересовалась Нора и взяла открытки для подарков.

– А что там?

– Canon? Большая дорогая камера?

– Для Симоны, - ответил Кингсли. Глаза Норы распахнулись от удивления.

– Кинг, эта камера стоит две тысячи. Ты трахал ее и мне не сказал?

– Она уже два месяца как девочка для битья сама-знаешь-кого. Две недели назад Он оставил ей синяки на спине размером с твою ладонь. Я застукал ее в моей гардеробной, когда она их фотографировала.

– Чтобы показать копам?

– Она делает альбом с любимыми синяками. Поэтому я купил ей камеру со штативом и таймером. Девочка заслуживает надбавки за вредность.

– А я никогда не получала надбавку за вредность, - пробормотала Нора, закончив подписывать открытку - Симона, спасибо за службу. С любовью, мистер Кинг– и привязала ее к подарку.

– Ты хмуришься, - заметил Кингсли. Нора услышала намек на издевку в его тоне.

– Вовсе нет.

– Зеленый - цвет Рождества.

– Я не ревную, - ответила Нора на полном серьезе.

– А я ревную, - глумился Кингсли.

– Шлюшка, - лишь произнесла она. Кингсли откинулся на спину, балансируя на животе все еще наполовину полным бокалом вина. Если хоть капля упадет на ее новый ковер, она будет пороть Кинга флоггером до полусмерти. И неважно, каким сексуальным он выглядел, лежа в джинсах, обтягивающем черном пуловере и босой, она все равно выпорет его до полусмерти. А самое лучшее, точнее, один из плюсов, быть доминой Кингсли - это видеть его таким: расслабленным, не на службе, одетым обычно. Ему пришлось выйти в «ванильный мир», чтобы закончить рождественский шоппинг, и после отправиться к ней, с пакетами в руках, умоляя спасти его от адской пытки упаковывания подарков. У нее никогда не получалось отказать умоляющему французу. Да и кто бы смог?

Она сняла с его живота бокал и сделала глоток, прежде чем вернуть посуду на место. На подставку, потому что, в отличие от Кингсли, не была дикаркой. Нора недавно въехала в новый дом и не позволит Кингсли сломать или запачкать что-нибудь, когда наконец обустроила всё именно так, как хотела.

– Это из-за вина, или сегодня ты выглядишь сексуальнее, чем обычно?
– спросил Кингсли.

– И то, и другое.
– На ней была новая черная шелковая пижама, и даже ей пришлось признать, что в таком наряде она чертовски красива. Декольте выглядело, как бы сказал Кингсли, magnifique.

– Так и думал. Потрахаемся?
– спросил спокойно он.
– Если да, я хочу быть сверху. Не в настроении для подчинения.

Нора уставилась на него.
– А говорят, что французы романтики.

– С Джульеттой я романтик. С тобой, - ответил он, с дьявольской улыбкой, которая могла бы уничтожить трусики каждой женщины в радиусе трех штатов, - я нераскаявшаяся шлюха. У тебя, Ma^itresse, лучшее положение. Любой мужчина может быть романтиком. И только избранная элита владеет искусством истинного распутства.

– Ты попросил меня упаковать твои подарки только ради того, чтобы я впустила тебя в свой дом и в свою вагину?

– Возможно, это приходило мне на ум. Но ты гораздо лучше заворачиваешь подарки, чем меня. Чем меня? Черт, ненавижу английский. Я дерьмово упаковываю подарки. Именно это я и хочу сказать. Женщины лучше. Вообще. Во всем и всегда.

– Да, в тот день, когда нас забирают из класса, вы, мальчишки, думаете, что мы узнаем о сиськах и месячных? А на самом деле нас учат, как красиво упаковывать подарки.

Кингсли прищурился и кивнул: - Ах... я всегда подозревал...

Нора встала. Ей пришлось потянуться и размять спину после двух часов сидения на полу и упаковывания подарков от Кингсли работникам «Восьмого круга».

– Merci, - поблагодарил он, все еще лежа на спине.

– За что?
– спросила она.

– За упаковывание подарков. Спасибо.

– Для этого и нужны друзья, - сказала она.

– Но мы же не друзья, - напомнил Кингсли.
– Ты моя Ma^itresse.

– Верно, - подтвердила она. Назвать ее и Кингсли друзьями равносильно назвать Бонни и Клайда милой парочкой.
– Что заставляет меня задуматься, почему ты попросил меня сделать это. Обычно Каллиопа занимается подобным, не так ли? Она уволилась? О Боже, ты трахнул Каллиопу и заставил ее уволиться?

– Каллиопа все еще работает на меня и обожает меня, и нет, я ее не трахал. Она слишком юна. Я больше не трахаюсь с девушками моложе двадцати одного.

Нора вопросительно изогнула бровь.

– Надо признаться, это правило создано, чтобы его нарушить, - заметил он.
– Так или иначе... ты слишком подозрительная. Мне лишь хотелось увидеть твой новый дом.

– Правда?
– Нора ни на секунду не купилась на отговорку, но наслаждалась тем, как Кингсли врет.
– А я думала, ты ненавидишь мой дом.