Рождественское перемирие

Райз Тиффани

– Вы? Смешались с нами? Вы себя видели? В вас больше восьми футов роста, и вы роскошный. Вы ни с кем не смешаетесь. Вы даже не затеряетесь на фоне других высоких роскошных священников.

Сорен поджал губы.

– Элеонор, разве мы не говорили на эту тему?

Она шумно вздохнула.

– Да, знаю, я не должна говорить вам, какой вы роскошный, потому что вы священник и это неуместно, и я перестала слушать дальше, потому что представляла вас в джинсах. Вероятно, у вас даже нет джинсов. Скорее

всего, вы спите в своих облачениях.

– У меня есть джинсы, и я сплю в постели.

Элли представила его в кровати. Ей не стоило этого делать. Потому что в чем же он спит? Серьезно? Она не представляла его в боксерах и футболках, как любил ее отец. И он точно не был тем типом, который носит стариковские пижамы.

Обнаженный. Он спал обнаженным. Она знала. Была готова поклясться своей жизнью.

– Погодите, а какая кровать?
– спросила она.

– Нам не стоит это обсуждать, - ответил он и отвернулся, больше не желая смотреть или находиться возле ее лица.
– Именно это и приводит все к бардаку между нами.

– Знаю. Простите. Я просто очень скучала по вам, - сказала она.

– В моем кабинете без тебя в дверях было слишком тихо, - признался он.
– У меня есть кое-что для тебя. Поэтому я рад твоему приходу.

– Кое-что? Подарок?

– Небольшой подарок.
– Он потянулся к карману и достал крошечный пурпурный бархатный мешочек. Она взяла его и дрожащими руками открыла.

– Это медальон, - заметила она, уставившись на серебряную монету на серебряной цепочке.

– Святая Луиза, - объяснил он.
– Ее день 15 марта.

– В мой день рождения.

Элли надела цепочку и ощутила холодный металл медальона на коже, возле сердца, именно там, где хотела Сорена.

– Спасибо, - поблагодарила она. Подарок был милым, безопасным и очень католическим. Тот подарок, который священник мог подарить члену его паствы без вопросительных взглядов. Тем не менее, ее подарок вызвал бы вопросы. Особенно у нее.

Но она проделала весь этот путь в холоде и темноте.

– У меня тоже есть для вас подарок, - сказала она.

– Тебе не следует покупать мне подарки. Никогда.

– Это нелепая вещица, хорошо? И я не покупала ее. Она уже была у меня, так что примите, пожалуйста, и не смейтесь. А потом я уйду.

Она достала небольшой сверток из кармана пальто и положила его на крышку фортепиано. Он поднял его и осторожно, словно это бомба, развернул оберточную бумагу.

– Когда я была маленькой, у меня был целый набор, - решила рассказать она.
– Медведи и овцы, тигры и прочее. Дюжины маленьких пластиковых животных. Мне пришлось перерыть миллион коробок, чтобы найти...

– Оленя?
– спросил Сорен, глядя на маленького рогатого оленя в руке.

Она покачала головой.

–

Это благородный олень. Или марал. Но я называю его благородным оленем. Думаю, это традиционное название. Самец благородного оленя. Мне нравятся каламбуры. Это визуальный каламбур, - ответила она, немного покраснев. В свое время это казалось хорошей идеей, но сейчас, как только она отдала ее ему и объяснила, поняла, насколько глупой была задумка. Пластмассовый игрушечный олень? И это она подарила самому умному, красивому и странному мужчине в мире на Рождество? Этого мужчину она любила каждой клеточкой своего тела?

– Как стремится лань к воде, - начал Сорен, - так стремится душа моя к...

О. Может идея с оленем не так уж и плоха.

Сорен продолжал смотреть на игрушку.

– Это был Псалом?
– спросила она.

– Псалом 42, первый стих, - ответил он, его глаза пристально смотрели на нее. Что-то блестело в этих темных серых глубинах, бездонных как океан и таких же загадочных...

Элли протянула руку и поставила оленя в центр его ладони. Гордая голова марала и темные глаза смотрели прямо на Сорена.

– Так что вот оно, - сказала Элли.
– Я вручаю вам мое сердце².

Сорен медленно сжал пальцы вокруг крошечного оленя и прижал кулак к груди.

– Спасибо, Малышка, - поблагодарил он чуть громче шепота.

Элли просто прислонилась к его плечу.

– Счастливого Рождества, Сорен.

Она услышала, как он сделал еще один глубокий вдох через нос, словно готовился сказать что-то важное, может, даже простить ее и завершить их разрыв. Но нет.

– Счастливого Рождества, Элеонор. – Все, что он сказал.

Она встала, надела пальто и отправилась к выходу. У дверей церкви девушка остановилась и повернулась.

– Жаль, что Рождество не каждый день, - произнесла она.
– Тогда никто бы не вернулся к глупым войнам.

Сорен промолчал, просто отвернулся, все еще держа оленя в ладони.

Нора моргнула, и две слезинки покатились по ее щекам. Она смахнула их, пока Кингсли не заметил. Нора убрала ноги с его живота, он сел и положил подбородок ей на колено.

– Клубника, - сказал Кингсли.

– Что? Хочешь клубники, или это твое новое стоп-слово?

– Твои волосы, - пояснил он.
– В ту ночь они пахли клубникой. Когда Сорен вдохнул, перед тем как пожелал тебе Счастливого Рождества, он нюхал твои волосы. На следующий день ему было стыдно за свою слабость в тот момент, кода он вдыхал запах твоих волос, пока ты не смотрела. Я помню, как он рассказывал мне, что твои волосы пахли клубникой.

– Это был шампунь. Suave, клубничный. Всего девяносто девять центов за бутылку. Он рассказывал тебе о той ночи?