Розы на снегу
Шрифт:
На предложение отправиться в творческую командировку к партизанам Блинков ответил двумя словами:
Александр Блинков.
— Конечно, поеду.
15 апреля 1942 года с колонной груженых автомашин художник выехал в Валдай, где находилась оперативная группа Ленинградского штаба партизанского движения на Северо-Западном фронте. Длинный и опасный рейс через Ладожское озеро, по фронтовым дорогам оставил в душе его неизгладимый след.
В Валдае автоколонну встретил командир полка 2-й Ленинградской партизанской бригады Леонид Васильевич Цинченко. Партизанский «полковник» еще полностью не поправился после тяжелого ранения. Познакомились, понравились друг другу.
Не останавливаясь, проехали дымящиеся развалины города Крестцы: обугленные бревна, горы битого кирпича, растерзанные конские трупы.
Привал.
Смертельно уставшие, голодные шоферы обливают бензином сырые сучья и ветки, греют затекшие, натруженные руки и варят из концентратов кашу. Начальник колонны долго ориентируется по истрепанной карте и озабоченно произносит:
— Поедем на Парфино к фанерному заводу!
Тронулись. Лихая регулировщица на перекрестке, размахивающая флажками, предложила:
— Держитесь вдоль линии фронта!
Но где она, эта линия?
Выехали к фанерному заводу через сосновый лес, наполненный урчанием машин и конским ржанием. Старая Русса в шестнадцати километрах. Из сумерек вырастают водокачка и поврежденная снарядом заводская труба.
В большой избе с сорванным воздушной волной крыльцом — база партизанской группы. Комиссар с рыжей окладистой бородой пригласил посланцев Ленинграда к столу.
Две женщины-хозяйки жадно расспрашивают о Ленинграде. Утирая слезы, угощают:
— Да вы ешьте больше, про запас!
Ранним сырым, туманным утром колонна машин вытягивается по разбитой извилистой дороге. Короткими лучами фары освещают медленно идущих раненых.
Шоферы сочувственно кричат:
— Откуда, ребята?
— С передка!
А где этот «передок»?
Минометный обстрел. Как только голова колонны въехала на гребень холма — прямое попадание в кузов задней машины. Люди, к счастью, не пострадали. Но до слез обидно было видеть растерзанные гитары и балалайки — подарки ленинградцев партизанам, беспорядочно валявшиеся на черных прогалинах и сером пористом снегу.
— Хорошо, что не в машину с толом, — успокаивает Блинков расстроенного Цинченко.
Наконец и Ловать. На льду вешняя вода. Река вздулась, вот-вот сломается лед и двинется к Ильмень-озеру. На другом берегу бесценный груз должен ждать санный обоз.
— Только бы успеть, только бы пришли разведчики, — твердит Цинченко.
Прибрежная деревня разрушена, уцелевшие три дома заняты медсанбатом. Сюда и ожидается приход разведчиков.
Они появились поздним вечером, а утром — санный обоз. Весь груз не разместился, — не хватило саней.
Линию фронта, о которой так много думали и которую с тревогой ожидали, перешли незаметно.
Партизанский край. Серболово, Семеновщина — деревни, где хозяева — народные мстители… Отдыхал Блинков после длинного и утомительного перехода недолго. На другой день он уже рисовал портреты разведчиков, связных, приходивших в штаб, бойцов комендантского взвода. А через неделю настоятельно доказывал командиру бригады Николаю Григорьевичу Васильеву необходимость поездки для «сбора натурных материалов».
— Так ведь самое распутье. Ни проехать ни пройти. Придется подождать, — возражал комбриг.
— Но распутье не мешает бойцам выполнять боевые задания? Меня не отсиживаться в штабе послали, — наступал художник.
— Ладно. Отпускаю, — согласился Васильев. — Только на рожон там не очень лезьте. Ведь и с меня товарищ Никитин в свое время спросит.
Александр Александрович Блинков и Лука Николаевич Барбаш, тоже появившийся в зоне действия 2-й бригады, отправились в путь. С утра до вечера пропадали они в разоренных деревнях, беседовали с жителями Партизанского края, с бойцами-подрывниками, разведчиками.
По ночам Блинков долго не мог уснуть. Мысленный взор его воссоздавал то, что должна была запечатлеть кисть… Вот в безысходном горе бьется тетя Марфа из деревни Беседки. У тусклой лампадки молит бога укрепить мужество партизан, помочь им «уничтожить ворога земли русской». Фашисты надругались и зверски замучили ее дочь Паню… Лютой ненавистью горят глаза четырнадцатилетнего партизанского разведчика Василька, даже когда видит он пленного врага. Гитлеровцы убили Васиного отца — колхозного бригадира Петра Орлова, сожгли в избе мать — синеглазую, веселую Елизавету Орлову.
Блинкову видится картина того страшного для Василька дня… Догорели стропила, рухнула кровля орловского дома. Гитлеровцы, как после удачно оконченной работы, расселись на сосновых бревнах завтракать. В это время брат Васи Егорка пригнал овец в дымившуюся деревню. Увидев пепелище родного дома, с криком бросился прочь.
Фашисты длинными очередями из автоматов положили на влажную дорогу и пастушка и овечек.
Были и радостные картины… Делегация партизан вернулась из Ленинграда. В деревнях, в лесных землянках слушают люди рассказы о мужестве ленинградцев. Внимательно рассматривают именные автоматы — подарок делегатам от рабочих Кировского завода. Добротное оружие…
Наступают каратели. Глухие разрывы снарядов доносит весенний ветер до лесной деревушки Семеновщина. Фашисты разбросали листовки. Пишут: край окружен, спасенья нет, сдавайтесь. А в деревне флаги красные над каждым крыльцом. Сегодня праздник — 1 Мая. И все должно быть как в довоенное время.
Вернулись художники. Новая встреча с Васильевым. Нелегко комбригу. Жмут каратели. Со всех сторон наседают. Отбиваются партизаны. Тревожно, но Васильев спокоен. Принял по-домашнему. Сидел за столом в белой рубахе. Высокий открытый лоб с пролысинами. Умные искрящиеся глаза. Протянул радиограмму: