Розы в декабре
Шрифт:
— Труди живет с нами, потому что жить где-то надо. Иногда она страшно мучается
от болей, но переносит это по-спартански. Она честна до щепетильности, аскетична, дисциплинированна, но вмешиваться в ваши школьные занятия или лезть
с непрошеными советами ей и в голову не придет. Я бы хотел, чтобы она как можно
больше проводила времени с детьми вне занятий. Она оказывает на детей с их не
очень налаженной жизнью самое благоприятное влияние. На сей счет у вас, вероятно, разные взгляды. Что касается стремления к так называемому
самовыражению, то она враг подобных крайностей…
— Я тоже не большая сторонница этого, — внезапно прервала его Фиона. — Я тоже
верю в дисциплину и любовь к детям. Они сами нуждаются в правилах и устоях, на
которые можно было бы положиться, от этого чувствуют себя более защищенными.
Кэмпбелл скрыл свое искреннее изумление за саркастической фразой: — Очень жаль, что вы не сочли нужным применить эти правила к собственному
поведению.
Фиона пропустила это высказывание мимо ушей.
— Вам придется смириться с некоторой ее старомодностью. Она несколько ребячлива
для своего возраста и носит волосы на особый манер, делая венчик из косичек
вокруг головы, отчего походит на телефонную барышню. Она носит туфли без
каблуков, шерстяные чулки и черный бархатный жакет. В каких-то вопросах она
твердолобая викторианка, в других — сущая модернистка. Впрочем, ее взгляды под
стать ее имени — Феба.
Фиона глубоко вздохнула. Кэмпбелл истолковал это как сдерживаемый смех и сухо
заметил:
— Но мы не позволяем себе смеяться ни над самой Фебой, ни над ее именем.
Фиона вспыхнула от негодования:
— Откуда вы взяли? Я вовсе не смеюсь, тем более над ее именем. Мою мать звали
Феба, и я всегда считала, что это очень красивое имя, правда, она и сама была
красивой.
Огромная волна захлестнула окно, около которого они сидели, и вода, проникшая в
щель между листом плексигласа и оконной рамой, обдала их с головы до ног. Фиона
вскочила, отряхнулась и побежала к своим вещам, вытащила твидовую куртку и плащ
в клетку клана Макдоналдов, накинула на себя, запахнула, натянула капюшон, завязала его под подбородком и бросила Кэмпбеллу: — Благодарю, ответы на прочие вопросы я постараюсь найти сама. Что бы я ни
спрашивала у вас, это приводит лишь к новым обвинениям.
Она отвернулась и стала смотреть в окно, встав одним коленом на кожаное
сиденье. Сумерки быстро сгущались, уже почти ничего не было видно. Эдвард
Кэмпбелл пожал плечами и вышел на палубу, где сидели охотники. Сквозь полутьму
Фионе с трудом удалось разглядеть белую фигуру, промелькнувшую мимо окна. Затем
она увидела темное пятно и поняла, что это отвязались собаки. Их когти
скользили и не удерживали несчастных псов на уходящей из-под лап гладкой
раскачивающейся палубе. Не долго думая Фиона откинула плексиглас, залезла с
ногами на сиденье и высунулась в оконный проем; ей удалось схватить за шкирку
пса, втащить внутрь, несмотря на визг, и бросить за спину, потому что
обернуться она не могла. Трое мужчин бросились к ней. Уступать им место было
некогда; судно вынырнуло из водных хлябей, и кромка палубы, по которой скользил
бедный пес, накренилась так, что он покатился прочь, оказавшись вне
досягаемости. Еще секунда, и его снесло бы за борт. Каким-то чудом Фиона
умудрилась вылезти на узкую полоску палубы, лечь на нее всем телом, уцепившись
одной рукой за поручни, другой поймав отчаянно визжавшего пса за задние лапы в
самый последний момент. Она вывалилась за борт и висела вместе с собакой, еле
держась. Огромная волна накрыла их, чуть не оторвав ее руку от поручней, но в
этот самый момент кто-то навалился на нее и, яростно борясь с волной, перехватил у нее собаку. Она почему-то догадалась, что это Эдвард Кэмпбелл.
Изогнувшись, он вытянул пса на палубу и бросил его в рубку. При этом его
ботинки больно врезались ей в руки. Затем он с трудом встал на колени, обхватил
ее за талию, вытянул на палубу и прижал к раме. В это время новая волна
обрушилась на них, залив с головы до ног. На помощь пришел Мардо, они вдвоем
протолкнули Фиону в рубку, и все покатились по полу. Наконец им удалось сесть.
— Что за безумие! — воскликнул Эдвард. — Я думал, вас смоет волна. И все из-за
каких-то собак. Вы что, не могли позвать нас?
Фиона отбросила мокрые пряди медных волос со лба и посмотрела на него с такой
же яростью.
— Вы б не успели. Он уже летел за борт. Откуда мне было знать, что вы стали бы
спасать… каких-то собак.
— Да уж достал бы как-нибудь. Я не меньше вас люблю собак, но во всем нужно
чувство меры. Вы могли утонуть. Собака доплывет до берега.
Фиона засмеялась:
— Я бы не утонула, Я опытный пловец. Я инструктор по плаванию.
— Но вы представления не имеете, какая холодная здесь вода, у вас бы сразу и
ноги, и руки свело. К тому же здесь чудовищная глубина. Мы бы вас никогда не
нашли. Здесь, насколько мне известно, тонули и лучшие пловцы.
Что-то в лице Кэмпбелла, какая-то затаенная боль не позволили Фионе продолжать
спор. Она повернулась к Мардо, который поднялся с пола: — Остальные тоже могут сорваться с привязи — от страха. Не привести ли их лучше