Розы в декабре
Шрифт:
на голубой конверт, присланный авиапочтой. Частную переписку она откладывала в
сторону, но этот даже не был открыт. Странно. Он явно не прибыл только что. Она
вертела его в руках. Отправитель и адрес: миссис Роберт Кэмпбелл, отель в
Эдинбурге, мимо которого частенько проходила Фиона; тот самый, где Эдвард
высадил в ту ночь Флер. Флер! Ну конечно. Вторая миссис Роберт Кэмпбелл. Не
Ранги. Письмо адресовано мистеру Роберту Кэмпбеллу. Фиона пробовала определить
дату; сердце бешено колотилось. Ведь это… ведь это и есть то письмо, которое
Флер послала Роберту и в котором написала, что уходит от него. Но оно не
открыто, а раз не открыто, значит, это был действительно несчастный случай.
Боже правый, это должно быть то самое письмо!
Время тянулось невероятно медленно, когда она наконец услышала, что мужчины
возвращаются. Не надо тут же бросаться к Эдварду; он еле на ногах стоит от
усталости, грязи и голода. Позже, позже, когда дети улягутся.
За обедом она бросила как бы, между прочим: — У меня там бездна всякой всячины скопилась. Надо бы посмотреть, что к чему.
Не могли бы мы сразу после еды этим заняться?
— Извините, Фиона, но мне надо сделать кое-какие записи по коннозаводским
делам. Прямо кровь из носа. Перед ужином, ладно?
Труди не стала дожидаться Эдварда и выпила с детьми чашку какао. Когда Эдвард
пришел на кухню, Фиона сидела одна в старинном кресле-качалке перед камином, блики огня играли на рыжих волосах. На ней еще был фартук с нагрудником. Пальцы
были освещены пламенем камина, она вязала носки для Уильяма и дошла уже до
пятки. Перед глазами Кэмпбелла вспыхнула яркая картина прошлого: у камина
другая Фиона, его бабушка, и она вяжет носки ему, маленькому Эдварду. Как
странно, что эта девушка, которую он впервые увидел в ночном заведении в
Эдинбурге, сидит в бабушкином кресле-качалке и вяжет четырьмя спицами, что в
наши дни не так часто увидишь.
— Я в вашем распоряжении, Фиона.
Она поднялась и погасила всюду свет. Пропуская Эдварда впереди себя в кабинет, Фиона чувствовала, как колотится сердце. Эдвард подошел к бельевой корзине и
заметил:
— Внушительная куча, не правда ли? Могу представить, как вы аккуратно все
просматривали. Что, если предать все это огню?
Она остолбенела.
— Никогда в жизни! Потом будете рвать на себе волосы. Надо все просмотреть. Но
сначала…
— Сначала? Что, сначала?
— Я хочу кое-что показать вам, Эдвард.
Что-то в ее голосе насторожило его. Она извлекла конверт из нагрудного
карманчика на фартуке.
— Эдвард, может, это и не то, о чем я думаю… на что я надеюсь… но это
письмо вашему брату. Оно до него так и не дошло.
Совсем озадаченный, он взял из ее рук конверт, взглянул на адрес и сразу узнал
почерк.
— От Флер, — задумчиво проговорил он и осторожно, словно боясь спугнуть
содержимое, открыл конверт и пробежал глазами первые строки. Фиона увидела, как
у него распрямились плечи. Он глубоко вздохнул и посмотрел на нее. Это было то
самое предательское письмо, которое Флер послала Роберту. Неполученное письмо.
Эдвард Кэмпбелл тяжело опустился в кресло у стола, спрятал лицо в ладони и
некоторое время так сидел. Фиона подошла к нему, склонилась и положила руку ему
на плечо. Он поднял голову. У него был такой вид, словно он сбросил добрый
десяток лет. Даже глубокие складки на лице как будто разгладились. — Значит, это все-таки был несчастный случай, — произнес он и зарылся лицом в клетчатый
фартук; затем встал, обнял ее обеими руками, прижал к своей груди, наклонился и
поцеловал. От души.
Фиона почувствовала, как по всему телу разливается блаженство.
Потом они занялись делом. Закончили где-то в полночь, но хотя изрядно
утомились, дух был бодр.
— Эту последнюю связку писем я сожгу в кухонном камине, — заявил Эдвард, поднимая корзинку для ненужных бумаг.
Фиона взяла метелку из шерсти для стирания пыли, которой она прошлась по
последней книжной полке, и вышла в коридор. Дверь в комнату Ранги была открыта, и, проходя мимо, она заглянула туда. Эдвард стоял у портрета Ранги и улыбался.
Словно моля ее о прощении за свои сомнения относительно Роберта. Рангимарие.
Дорогая Рангимарие, которая по сию пору не утратила своей благодатной любовной
власти в этом доме.
Они пили чай в молчании. Еще никогда дух гармонии не чувствовался столь реально
в этом доме. Дети сладко спали, любимые и оберегаемые, хозяин наконец избавился
от тяжкого бремени. А Фиона Макдоналд… она была счастлива тем, что помогла
человеку, которого любила.
Они вместе дошли до ее спальни и остановились. Эдвард взял ее за руку: — Спасибо за все, Фиона, теперь я могу спокойно уйти.
Ее глаза, неясные в слабо освещенном коридоре, смотрели на него вопросительно.
И он ответил на этот вопрос:
— Я хочу сказать, что, наконец, узнал покой.
— Чем, например?
В глазах его вспыхнули бесовские огоньки.
— Ну… скажем, ухаживанием.
На следующее утро, когда Эдвард объявил, что едет в Уэйнвуд-Хиллз сразу же
после завтрака, Фиона поняла, что была дурочкой, послушавшись своего сердца.
Виктория, сама того не ведая, только подсыпала соль на рану, сказав: — Ну не глупый ли дядя Эдвард? Я его спрашиваю, чего ему надо в Уэйнвуд-Хиллз, а он говорит, что надо позарез позвонить по телефону. Я ему говорю: “Что за