Розыгрыш с летальным исходом
Шрифт:
Янка отодвинула от себя тарелку и решительно встала:
– Линять отсюда надо. Пока не поздно. Не знаю, как там отель, а что дурдом здесь уже есть, я не сомневаюсь.
Решительность Яны не осталась незамеченной. Папа с мамой еще шире заулыбались, на этот раз прямо в лицо Яне, и что-то быстро сказали Понизовскому. Тот усмехнулся (человек, который смеется) и перевел:
– А вас, Яна Казимировна, оппозиция в лице будущего правительства просит принять на себя управление отелем. Они говорят, вы так красивы, что отбоя от постояльцев не будет.
– Я лучше возьму на
Папа с мамой догадались по ее лицу о сказанном и слаженно закивали.
– Это заговор, - сказал я.
– И мы участники. Я не настолько стар, чтобы накормить собою парочку акул. Быстро на берег и поднимаем паруса.
– И опускаем весла, - поспешно добавила Янка.
– Нильс нас прикроет. Ты остаешься, молодожен?
– А можно я заберу с собой свою будущую супругу?
– Ошалел, - вздохнул Семеныч.
– Пошли, буа ослабленный.
Яна, как наиболее восприимчивый лингвист, благодарит гостеприимных хозяев, почти не спотыкаясь, произносит:
– Уа мауру-уру вау!
– И торжественно, с чувством превосходства переводит для нас: - Всем спасибо! Провожать не надо.
Последнее замечание, естественно, остается втуне - хозяева поднимаются вместе с гостями. Причем папаша тут же выдергивает что-то из-под себя и воровато сует под циновку.
Когда все застольники пьяной гурьбой вывалились на волю и вместо традиционных (на нашей родине) «Подмосковных вечеров» затарахтели со всякими галлицизмами, я, улучив момент, крыской шмыгаю обратно в хижину. Срабатывает, видимо, ментовский инстинкт. Вороваты островитяне, не наш ли судовой журнал сперли? По форме напоминает.
Отворачиваю угол циновки. «Ауэ, танэ!» «Что-то» под ней - это книга, почему-то на русском языке. И она мне знакома - увлекался в свое время, в юные годы, даже мечтал о чем-то подобном.
Что ж, книга по теме. И наталкивает на дикую мыслишку. Жлоб Семеныч…
За порогом хижины начались проводы. Со всей пышностью и непосредственностью. Особо если учесть, что и провожающие, и отъезжающие с трудом держались на ногах.
Как мы добрались до берега, я плохо помню. Нильса шатало из стороны в сторону, от любви. Маруся, с одной стороны, пыталась утянуть его под пальмы. Яна, с другой стороны, тянула его к морю. Мы с Семенычем прикрывали наш отход, более похожий на позорное бегство. Понизовский, как обычно, вел двойную игру. Во всяком случае, от души забавлялся ситуацией.
И над всем этим спектаклем висела, подпрыгивая, красная луна, уже по форме довольно близкая к кругу. Помню, мне показалось, что их две. И обе кривые.
По мере продвижения к морю мы обрастали нашими новыми друзьями, как пальма кокосами. Снова песни с приплясыванием, снова объятия, снова приглашения на все предстоящие праздники. Не на год ли вперед?
Как нам удалось вырваться из этого круга, я тоже плохо помню. Порой мне кажется, что нам с Семенычем приходилось применять некоторые наши профессиональные, сугубо специфические навыки (по теме «Как вести себя в возбужденной толпе»), отчего многие из наших поклонников вырывались из наших объятий с искаженными лицами. Одного, по кличке Тими, особо опасного,
В общем, к лодке мы пробивались почти что с боем. Да еще шли на веслах в окружении всей флотилии, которой располагала на настоящий момент будущая парламентская республика.
Когда мы добрались до яхты, Понизовский первым взобрался на борт, выпрямился во весь рост и заявил трубным голосом:
– Сон белых вождей - табу!
И странно, его послушались. Он каким-то образом уже успел стать на острове влиятельным человеком. Вся орава с песнями и плясками устремилась на берег, там вспыхнули костры и застучали барабаны.
А мне, несмотря на усталость от впечатлений и угощений, не давала покоя тревожная мысль, которая стремилась превратиться из подозрения в догадку.
Семеныч и Понизовский остались на палубе, покурить под луной и звездами, а я нырнул в кают-компанию и провел негласный блицшмон. В судовой библиотечке ничего не обнаружил: здесь была в основном специальная литература, «Морской ежегодник», «Мореходная астрономия», справочные таблицы, атласы. Но я твердо знал, что где-то какая-то нужная мне книга здесь была. И я нашел ее. Под сланями в гальюне. И распахнул прямо в середине. И углубился было в чтение, но тут в рубку ввалились Нильс и Яна.
Янка плюхнулась на диванчик рядом со мной, а Нильс взволнованно и смущенно заходил в тесном пространстве, все время натыкаясь на углы столика и переборки.
Потом он заломил руки и простонал:
– Леша, она ж меня соблазняет…
– Жаль, - отметил я, не отрываясь от книги.
– Что - жаль?
– Нильс присел на краешек рундука. Заерзал.
– Жаль, что не меня.
– Так ей же двенадцать лет!
– Они тут с двенадцати уже рожают.
– Но мне-то не шестнадцать, - простонал в отчаянии Нильс.
– Ты и в шестнадцать бы не родил, - отчеканила Яна.
– Половая принадлежность не того типа. Даже добрый Эатуа тут не поможет.
– А вы, Яна Казимировна, - вспыхнул старик, - тут тоже совсем распустились.
– Гораздо раньше, - делая вид, что увлечен чтением, проворчал я.
– В седьмом классе средней школы. Я помню…
– Какие могут быть шутки!
– Нильс снова трагически воздел сухие лапки к небу.
– Она меня соблазняет!
– А вы?
– с чисто женским интересом придвинулась к нему Яна.
– А я… Я возбуждаюсь!
– признался, будто за борт бухнулся.
– Ну и на здоровье. В любом возрасте полезно.
– Но как же… Она ко мне на колени садится. Грудью жмется. И глазками так играет… Что делать, Леша?
– Ты, Ильич, - интимно посоветовала Яна, - главное, девственности ее не лиши. А то жениться придется. Или - бултых в малую лагуну, акул кормить. У них тут с этим - суровая простота.
– Как вы можете шутить?
– Это не шутки.
– Я захлопнул книгу.
– Я заметил, что наш старый вождь на вас тоже со значением поглядывает.