Руби
Шрифт:
– Цапля, – уточнила я. – На болоте.
– Я несколько раз был на протоке, на рыбалке. Там может быть очень красиво, – сказал Бо.
– Болото, фу, – фыркнула Жизель.
– Там очень красиво, особенно весной и осенью.
– Аллигаторы, змеи и москиты, не говоря о жидкой грязи везде и на всем. Очень красиво, – изрекла Жизель.
– Не обращай на нее внимания. Ей даже не нравится плавать на моей парусной лодке по озеру Понтчартрейн, потому что вода может забрызгать и испортить прическу, и она отказывается ходить на пляж, потому что не переносит, когда песок попадает в купальник и в волосы.
– Ну и что? Почему я должна терпеть все это, когда могу плавать здесь, в чистом, профильтрованном бассейне? – возмутилась Жизель.
– Разве тебе не нравится посещать новые места и видеть новые вещи? – спросила я.
– Нет, если ей не удастся прикрепить себе на спину туалетный столик, – сказал Бо. Жизель быстро выпрямилась в шезлонге, как будто у нее в спине была пружина.
– О конечно, Бо Андрис, ты вдруг стал большим любителем природы, рыбаком, яхтсменом и туристом. Ты все это не любишь почти так же, как и я, но ты просто устраиваешь спектакль перед моей сестрой, – нападала она. Бо сделался малиновым.
– Но я действительно люблю ходить под парусом и рыбачить, – запротестовал он.
– И часто ты этим занимаешься? Самое большее – дважды в год?
– Это зависит от обстоятельств.
– От расписания твоих светских занятий, от часов приема твоего парикмахера, – резко сказала Жизель. Во время этого обмена репликами мои глаза метались от одного к другому. Жизель была охвачена таким сильным гневом, что было трудно поверить, что она считала Бо своим молодым человеком.
– Ты знаешь, ему подстригает волосы женщина, прямо у него на дому, – продолжала Жизель. Малиновый цвет на щеках Бо разлился вниз, на шею. – Она косметичка его матери и даже делает ему маникюр каждые две недели.
– Просто маме нравится, как эта женщина укладывает ей волосы, – возразил Бо. – Я…
– Твои волосы очень хорошо подстрижены, – сказала я. – Что тут необычного, когда женщина подстригает мужчине волосы. Я время от времени стригла волосы своему деду. Я хочу сказать, тому человеку, которого называла дедом.
– Ты умеешь и стричь? – спросил Бо, его глаза широко открылись от изумления.
– А еще рыбачишь и охотишься? – подхватила Жизель, не скрывая сарказма.
– Я рыбачила, помогала собирать устриц, но никогда не охотилась. Не переношу, когда стреляют птиц и оленей. Ненавижу даже, когда стреляют аллигаторов, – заявила я.
– Собирала устриц? – сказала Жизель, качая головой. – Познакомьтесь с моей сестрой, леди-рыбачкой, – добавила она.
– Когда ты впервые узнала, что случилось с тобой? Когда была еще маленькой? – спросил Бо.
– Перед тем, как умерла моя бабушка Катрин, – ответила я.
– Ты хочешь сказать, женщина, о которой ты думала, что она твоя бабушка, – напомнила мне Жизель.
– Да. Трудно так думать после стольких лет, – пояснила я более для Бо, который кивнул, выражая понимание.
– А у тебя были мать и отец?
– Мне сказали, что моя мать умерла при родах, а отец сбежал.
– Значит, ты жила с бабушкой и дедом?
– Только с бабушкой. Мой дед – траппер и жил на болоте, вдали от нас.
– Значит, прежде чем умереть, бабушка открыла тебе правду? – спросил Бо. Я кивнула.
– Как ужасно с их стороны, что они держали в секрете все эти годы твое происхождение, – сказала Жизель. Она взглянула на меня, чтобы узнать мою реакцию.
– Да.
– Тебе повезло, что твоя поддельная бабушка решила рассказать правду, иначе ты так бы никогда и не узнала своей настоящей семьи. Это порядочно с ее стороны, – заметил Бо, и это взорвало Жизель.
– Те люди, с которыми она жила, не лучше животных: украли чужого младенца и держали его у себя. Клодин Монтейн рассказывала мне об этих кайенах, которые живут в домах, состоящих из одной комнаты, причем все там спят вместе. Для них кровосмешение не более серьезно, чем кража яблока.
– Это не так, – быстро возразила я.
– Клодин не будет врать, – настаивала Жизель.
– На протоке есть и плохие люди, также как они есть и здесь, – снова возразила я. – Возможно, она слышала о них, но нельзя ведь судить обо всех одинаково. Никогда ничего подобного не происходило со мной.
– Тебе просто повезло, – настаивала Жизель.
– Нет, в самом деле…
– Они купили похищенного младенца, так? – не сдавалась Жизель. – Разве это не ужасно?
Я взглянула на Бо. Он внимательно смотрел на меня в ожидании моего ответа. Что я могла сказать? Мой рот был на замке. Правду приходилось скрывать. Нужно было поддержать обман.
– Да, – пробормотала я и опустила взгляд на свои сомкнутые пальцы. Довольная Жизель откинулась на спинку шезлонга. Мы помолчали, прежде чем Бо заговорил опять.
– А знаете, вы двое в понедельник станете центром внимания всей школы, – заявил он.
– Знаю. И не могу не нервничать по этому поводу, – призналась я.
– Не беспокойся. Утром я заеду за вами и буду сопровождать вас целый день, – обещал юноша. – Некоторое время к вам будут приставать с вопросами, а потом все войдет в свое русло.
– Сомневаюсь, – проговорила Жизель. – Особенно когда все узнают, что она всю свою жизнь жила как кайенка, готовила пищу, рыбачила и занималась рукоделием, чтобы торговать у дороги.
– Не слушай ее.
– Они будут насмехаться над ней, когда меня не будет рядом, чтобы заступиться, – упорствовала Жизель.
– Если тебя не будет рядом, рядом буду я, – заявил Бо.
– Я не хочу быть в тягость кому-либо.
– Ты и не будешь, – заявил Бо. – Правда, Жизель? – спросил он. Она неохотно кивнула. – Правда?
– Правда, правда, правда. Я устала от этого разговора.
– Мне нужно идти, – сказал Бо. – Уже становится поздно. Наша договоренность на вечер остается в силе? – спросил он Жизель. Та замешкалась. – Жизель?