Руби
Шрифт:
Я решила стараться изо всех сил, чтобы сделать отца счастливым и вписаться в его мир, но не развивать в себе чувства собственного превосходства. Так мне хотелось, но я боялась, что скорее сама стану походить на Жизель, как хотел отец, чем Жизель станет походить на меня.
– Ты действительно хочешь быть Дюма, правда? – настаивала Дафна.
– Да, – ответила я, но без особого воодушевления. Моя нерешительность заставила ее еще раз взглянуть на меня, причем голубые глаза женщины подозрительно потемнели.
– Я очень надеюсь, что ты приложишь все усилия и отзовешься на зов своей креольской крови, своей настоящей наследственности и быстро отгородишься, забудешь кайенский мир, в котором несправедливо была оставлена жить. Только подумай, – продолжала она с некоторой легкостью в голосе, – это ведь просто случай, что именно Жизель выпала лучшая жизнь. Если бы ты появилась из утробы первой, Жизель была бы бедной кайенской девочкой. – Эта идея заставила Дафну рассмеяться. – И я непременно скажу ей, что она могла бы быть той, кого похитили и принудили жить на болотах. Скажу только, чтобы увидеть выражение ее глаз.
Лицо Дафны снова расплылось в широкой улыбке. Как объяснить этой даме, что, несмотря на трудности, выпавшие на нашу с бабушкой Катрин долю, несмотря на мерзости дедушки Джека, мой кайенский мир имел и свое очарование.
Очевидно, для Дафны это было как раз тем, что нельзя было купить в магазине, и потому не имело для нее никакого значения. Да и любовь, несмотря на сказанное ею, любовь тоже вряд ли можно купить. В глубине души я знала, что так оно и есть. Это было одним из моих кайенских убеждений, с которым ей не справиться даже под угрозой лишить меня элегантной и богатой жизни.
Когда мы подъехали к дому, Дафна вызвала Эдгара, чтобы он отнес все пакеты ко мне в комнату. Я хотела помочь ему, но Дафна резко меня одернула, чтобы и не заикалась об этом.
– Помочь ему? – спросила она, будто я предлагала спалить дом. – Это не ты помогаешь ему. Он помогает тебе. Именно для этого существуют слуги, мое дорогое дитя. Я прослежу за тем, чтобы Уэнди все развесила в твоем шкафу и разложила в шкафчике и туалетном столике. Беги разыщи свою сестру и делай то, что положено девочкам твоего возраста в свободные от занятий дни.
Иметь слуг, чтобы они делали за меня самые простые вещи, было для меня одной из труднейших задач, к этому следовало привыкнуть, подумала я. Не сделаюсь ли я ленивой? Но, казалось, никто не беспокоился здесь о лености. Она была естественной и даже необходимой.
Я помнила, как Жизель сказала мне, что будет ждать меня у бассейна в компании с Бо Андрисом. Они и были там – лежали на металлических шезлонгах с пухлыми подушками цвета беж и потягивали розовый лимонад из высоких стаканов. Бо выпрямился, как только увидел меня, и его лицо осветилось теплой улыбкой. Он был одет в бело-голубую рубашку из махровой ткани и шорты, а Жизель загорала в раздельном темно-синем купальнике, и ее очки от солнца были так велики, что сошли бы за маску.
– Эй! – тут же воскликнул Бо. Жизель подняла глаза, сдвинув вниз солнечные очки и глядя поверх них так, как если бы они были очками для чтения.
– Ну что, мама оставила в магазинах хоть что-нибудь для других покупателей?
– Так, совсем немного, – ответила я. – Я никогда не была в стольких больших универмагах и не видела так много одежды и обуви.
Бо рассмеялся над моим бурным восторгом.
– Уверена, она таскала тебя в магазины Дианы, Рудольфа Вите и «Мулен Руж», я угадала? – спросила Жизель.
Я покачала головой.
– Сказать по правде, мы обошли такое количество магазинов и так быстро, что я не запомнила и половины названий, – проговорила я, переводя дыхание. Бо опять засмеялся и похлопал рукой по своему шезлонгу. Он подтянул ноги, обхватив колени руками.
– Садись. Дай отдых ногам, – предложил он.
– Спасибо.
Я села рядом с ним и почувствовала сладкий запах кокосового лосьона для загара, которым были смазаны лица Жизель и Бо.
– Жизель рассказала мне твою историю, – сказал юноша. – Это просто невероятно. Кто такие эти кайены? Они сделали тебя своей маленькой рабыней, или как?
– О нет, – возразила я, но быстро приглушила свой восторг. – Конечно, у меня были ежедневные обязанности.
– Обязанности, – простонала Жизель.
– Меня научили рукоделию и всевозможным поделкам, я помогала изготовлять вещи, которые мы продавали с придорожного прилавка туристам, а еще, конечно, помогала готовить и убираться, – объяснила я.
– Ты умеешь готовить? – спросила Жизель, опять поглядывая на меня поверх очков.
– Жизель не смогла бы вскипятить и воду без того, чтобы не подгорела кастрюля, – поддразнил Бо.
– Ну и что с того? Я ни для кого и не собираюсь готовить… – заявила девушка, снимая очки и сверкая на него возмущенным взглядом. Бо только улыбнулся и вновь обратился ко мне:
– Я слышал, ты еще и художница. И у тебя на самом деле есть картины в одной из галерей Французского квартала.
– Я сама удивилась больше, чем кто-либо, когда владелец галереи захотел их продавать, – сказала я. Улыбка Бо потеплела, а цвет серо-голубых глаз стал еще более мягким.
– Пока что мой отец – единственный человек, кто купил картину, не так ли? – ехидно заметила Жизель.
– Нет. Кто-то еще раньше купил одну. Именно так я раздобыла деньги на автобус в Новый Орлеан, – ответила я. Жизель, казалось, была недовольна и, когда Бо взглянул на нее, вновь надела очки и опустилась на шезлонг.
– Где картина, которую купил ваш отец? – спросил Бо. – Мне бы хотелось посмотреть на нее.
– Она в его кабинете.
– Все еще на полу, – вставила Жизель. – Возможно, он оставит ее там еще на долгие месяцы.
– Все же мне бы хотелось взглянуть на нее.
– Тогда иди и посмотри, – заявила Жизель. – На ней всего лишь изображена птица.