«Рубин» прерывает молчание

Петецкий Богдан

* * *

Мы стартовали на следующий день в тринадцать часов местного времени. Мота не вел уже никаких «разговоров». Даже Фрос отказал себе в удовольствии нанести визит на нижний этаж станции. Ночь мы просидели у калькуляторов. Полет будет проходить с применением тех же средств предосторожности, что и предыдущий. Но если отказ от пеленгации и связи действительно должен был увеличить шансы застать врасплох человечество Третьей, то и разговора не было о выходе на орбиту. Коридор входа следовало наметить с точностью до миллиметра кратчайшей, даже если и не самой надежной дорогой.

Мы должны свалиться из зенита в точно определенный пункт на дневном полушарии. Благоприятным обстоятельством был обнаруженный аппаратурой станции рост плотности солнечного ветра в районе Альфы, что до определенной степени облегчало введение в заблуждение устройств перехвата.

Их, ничего не ожидавшие экипажи, могли прочитать записи, как следствие обычных при таких обстоятельствах возмущений.

Карты Третьей, годами не корректировавшиеся не давали никакой гарантии правильного выбора места приземления. Но у нас не было ничего надежнее. Немного опираясь на них, немного на наброски, сделанные чужаками, а немного просто на интуицию, мы выбрали в конце концов место, достаточно удаленное от города Новых, однако, не настолько, чтобы дорога до него сушей должна была занять не больше нескольких дней. Это была территория между двумя горными хребтами, вероятно, труднодоступная, где, как могло казаться, немногочисленным жителям, совершенно нечего было делать.

Полет проходил по плану. Он не был приятным. Никто не мог предвидеть, как раз вернутся события, когда мы станем лицом к лицу с людьми, которые не только отреклись от Земли, но уже один раз не позволили нашему экипажу хотя бы подышать воздухом своей планеты. Кроме того, нам разносил черепа неустанный шум смешанных голосов, мелодий и сигналов. На этот раз мы не могли себе позволить выключить радиоперехват. Существовал ничтожный шанс, что в случае обнаружения корабля их наблюдателями, эти последние передадут какое-нибудь сообщение или скажут что-то, что нас предупредит, чтобы мы уже не забавлялись в конспирацию.

Мы ввалились в атмосферу на такой скорости, за которую на любом полигоне нам пришлось бы расплачиваться месячным лечением в тихом домике, окруженным спокойным, тихим и милым пейзажем. Температура в кабине подскочила до шестидесяти градусов, вой компрессоров заглушил даже голоса, доходящие снаружи. Из линии надира мы вывели корабль на высоте не более пяти тысяч метров. Перегрузка на дуге на добрых несколько секунд лишила меня способности видеть. Когда картина на кормовом экране приобрела контуры, корабль шел уже спокойно, на вид неподвижный, похожий на повисший в воздухе. Земля была рядом.

Стреляющие ввысь острыми пиками скалистые склоны ползли все выше и выше, горы замыкались над нами и вокруг нас. Внезапно все застыло. На этот раз я даже не ожидал этого последнего, едва ощутимого толчка. Как только я увидел, что на пульте загораются контрольные огоньки опор, я выбросил наружу все антенны.

Тишина. Мота включил микрофоны. Слабые знакомые звуки, как всегда, когда автоматы исследуют целостность грунта, состав атмосферы, температуру. Ускоренное щелканье переключателей, посапывание остывающих сопел.

— Пока это, — буркнул Мота, отстегивая у себя ремни.

— Ты запеленговал? — спросил я.

Он кивнул.

— Да. Там, — он указал рукой

точку на сетке, откуда плыли к нам радиоволны.

Там был город.

— Прямо на север, — пробормотал я вполголоса. Встал и сбросил шлем. Потом некоторое время я работал с компьютером. Прежде, чем он примет опеку над кораблем, мы должны быть уверенными, что приготовленная заранее программа введена в его память, и сделано это надлежащим образом.

Когда я кончил, Моты уже не было в кабине. Со стороны шлюза доходил странный однообразный звук. Я последний раз окинул взглядом датчики, проверил положение переключателей в приставках памяти и на пульте связи, вынул из контейнера специально приготовленные резервные комплекты энергетических узлов личной аппаратуры и излучателей, потом, старательно закрывая за собой двери, вышел в коридор.

Этот звук, словно от плохо натянутой струны — это был ветер. Люк шлюза был распахнут настежь. Камера, обычно освещенная светом одной ксеоновой лампы, была полна солнца.

Через овал люка я увидел Моту. Он стоял с обнаженной головой, опираясь на низкий поручень платформы подъемника и водил взглядом по окрестностям. Его волосы в резком солнечном свете стали абсолютно белыми. Их пряди забавно развевались как это можно видеть на некоторых снимках, когда их авторы хотят создать настроение спокойствия и тишины, умиротворенности.

Я остановился рядом с ним и глубоко вздохнул. В первый раз за многие месяцы мог я это сделать на открытом пространстве, не уменьшая запаса кислорода за спиной.

— Хорошее место для отдыха, — заметил я, оглядевшись.

— Хорошее, — пробормотал он вполголоса. — Идем!

Спускаясь вниз, я не переставал поглощать взором пейзаж. Впереди, на расстоянии более-менее полутора километров темнели величественные массивы гор. Вершины, соединенные гирляндами рваных граней, светились на солнце серебряными пятнами льда и снега. Подножие, из которого они выростали, уходило по мере того, как понижалась платформа, за ближайшие небольшие пригорки, украшенные глыбами, напоминающими юрские останцы. Их светлые, словно известковые стены местами приобретали цвет чистой деликатной розовости. Слева, в глубине, перспективу загораживал хребет, под прямым углом отходящий от главного и соединяющийся с горами, замыкающими долину с востока. На противоположной стене виднелся узкий просвет, показывавший на значительном отдалении узкую поблескивающую полоску реки. Примерно в трехстах метрах от места посадки лежало первое из целой шеренги озерков, до обманчивости напоминавших маленькие альпийские пруды.

Только отсутствие ив и устилающей равнину редкая торчащая щетина, по всей видимости заменяющая тут траву, напоминали, что мы не на Земле.

Да, эта трава могла вернуть к действительности любого, кто, увлеченный пейзажем, хотел бы улечься на склоне и наслаждаться тишиной гор. Мы убедились в этом в первый момент после первых ее шагов. Острые, лишенные листьев прутья зацеплялись за штанины скафандров, а когда на них наступишь, лопались с сухим неприятным треском или неохотно пригинались, затем внезапно выпрямились с силой отпущенных пружин. Они вырастали непосредственно из беловатого, каменистого грунта на равных расстояниях и как раз так, что между ними нельзя было поставить ступню.