«Рубин» прерывает молчание
Шрифт:
Я услышал позади учащенное дыхание. Он догнал меня и приостановился.
— Мур…
Я шел дальше. Даже не оглянулся.
— Мур, — повторил он с нажимом.
Я добрался до вездехода и расположился за рулем. Подождал, пока он займет место в кресле рядом, после чего присмотрелся к нему хорошенько. Может, чуть дольше, чем требовалось
— Знаю, что ты хочешь сказать, — я старался говорить спокойно. — Что это тоже люди, только они имеют немного другие взгляды, чем ты и я, что они немало пережили и в конце концов, не может их вот так, попросту убить. Это значит, не может их оставить на произвол
Он не ответил.
Я спокойно вывел вездеход задним ходом на седловину и повернул. Нам не было нужды ехать через опустошенную котловину. Дорога по горам была короче. Конечно, не для слишком тяжелых машин.
Когда мы прибыли на место, в отверстии грузового люка исчезал последний экскаватор. Внизу ожидали еще два переработчика на гусеницах в сопровождении уже безработных автоматов.
Мы подождали, пока последняя машина съедет с широкой, усаженной соединенными подпорками платформы, потом поехали вверх. Ни во время езды, ни на корабле, ни в последующие часы, которые прошли у нас в проверке информационных узлов и бортовой энергетики, ни один из двух нас не отозвался ни словом.
Корабль был готов к полету. Грузовые отсеки, полные лантакидов, подвергнутых предварительной обработке, обеспечивали запас топлива, достаточного для многократных перелетов на Землю.
Лазерные батареи и преобразователи антиматерии имели энергетические резервы в нетронутом состоянии. Переключатели и системы автоматически функционировали нормально. Кабина блестели чистотой, климатизаторы выбрасывали воздух с примесью питательных веществ. Запасами же воды и концентратов можно было напоить и накормить экипаж большой орбитальной станции.
Мы кончили осмотр криогеничесих соединений системы охлаждения, тогда из навигационной донесся первый сигнал вызова. Я понял, что это Мота, и вместо пульта пошел прямо в направлении шлюза. Я отблокировал автоматы и подождал несколько минут, когда над входом не загорится зеленая лампочка. В дверях я чуть не столкнулся с Мотой. Он был уже без шлема и выглядел так, словно всю дорогу с побережья прошел пешком.
— Как у вас? — буркнул он, минуя меня в тесном коридоре, ведущим в навигационную. Не ожидая ответа, он толкнул двери, огляделся и пошел прямо к креслу. Тяжело сел, вдохнул полной грудью воздух и подержал его в легких, словно наслаждался его свежестью.
— Что ты делал? — спросил я.
Некоторое время он еще сидел без движения, потом махнул рукой.
— Ерунда! — пробурчал он. — Проверил системы станции, немного поговорил… был и на плоскогорье.
— На плоскогорье?
— Угу…
В эту минуту в кабину вошел Фрос. Он быстро приблизился и остановился сразу за моей спиной.
— Ну и что? — бросил он.
Мота помолчал подольше, потом поднял плечи и сцепил пальцы, охватывая ими затылок.
— И ничего, — сказал он так тихо, что я едва расслышал.
— Ничего… — шепнул как эхо Фрос.
— Автоматы? — бросил я, хотя этого уже не потребовалось.
— Автоматы сделали, что могли, — буркнул в ответ Мота. — Там попросту нет никаких следов, ведущих в горы… или еще куда-нибудь. Я был на месте… Несколько часов.
Я понял, почему ему так срочно потребовалось кресло.
— Ты вспоминал, что вы говорили… — начал после паузы Фрос. — Они сказали что-нибудь новое?
Голова Моты совершила полоборота, словно он хотел отрицать и внезапно раздумал.
— Как сказать, — проговорил он, растягивая слоги. — Говорили, как живут… на Третьей. Не столько они, сколько те, Новые, — он выговорил это слово с трудом с особым акцентом, как если бы оно с трудом сходило у него с губ. — Нарисовали несколько карт… и все.
— Это немало, — пробормотал я. — При условии, что там есть хоть крупица правды.
Мота внезапно повернул голову и смерил меня острым взглядом.
— В одном они не лгали во всяком случае, — сказал он спокойно, — что у нас нет другого выхода, кроме как опираться на их информацию.
В кабине воцарилась тишина. Издалека, словно снаружи корабля, доходил едва слышимый отзвук падающих капель. Холодильные агрегаты, выключенные на время осмотра, возвращались к нормальной работе.
Молчание затягивалось. В какой-то момент у меня появилось впечатление, что мы сидим так несколько часов. В действительности прошли секунды.
— Значит, летим, — прошептал наконец Фрос. Его голос звучало глухо. Он откашлялся и повторил чуть громче: — Летим…
— Летим, — сказал я с нажимом. Мота шевельнул головой, словно хотел дать знак что понял, о чем идет речь, но ничего не сказал.
— Так что летим? — не выдержал в конце концов Фрос. — Тянем жребий? Сейчас поищу, — он повернулся и выбежал в коридор. Мы услышали, как он спотыкается о порог в проходе и жилой части, потом наступила тишина.
— Тянем жребий? — спросил я вполголоса.
Он молчал. Можно было подумать, что он заснул.
В глубине хлопнули двери, послышался шум шагов, приглушенный эластичной облицовкой пола, и какие-то слабые звуки, как будто кто-то забавлялся пересыпанием бисера. В кабину вошел Фрос, с порога вытягивая к нам руки, на ладони которых лежало четыре кубика для игры в кости.
— Только один бросок, — говорил он, подходя к плоской подставке пулта. — Ты и я, — он поглядел на меня приглашающе.
Да! Я или он! Ясно было, что Мота полетит в любом случае.
— Ну? — Фрос кивнул мне, показывая на белеющий на серебристой плите кубик. Машинально я сделал шаг вперед.
— Оставьте! — вздохнул Мота. — Не в этот раз. Не будет никакого жребия. — Мур! — он повернулся ко мне боком, — я не во всем с тобой согласен, но…
…там, где особенно не о чем размышлять, — подсказал я, — и где не следует разводить лишних церемоний, ты незаменим! — он внимательно всматривался в меня без улыбки. — Именно так, — буркнул он.