Рука в перчатке
Шрифт:
Губы вяло шевельнулись. Послышался какой-то неопределенный звук, потом свистящий шепот:
— Это все песня.
— Песня? Какая песня? — спросил суперинтендант.
— У него сильное сотрясение, Аллейн.
— Какая песня?
— Надо сказать Аллейну. Он свистел. Плохие манеры. За обедом.
— Какая песня?
— Не мог… выбросить из головы, — жалобно прохрипел мистер Пириод. — Так глупо. Я не прочь. Глупость. Я узнал. Сразу. — Шепот угас,
— Да. Аллейн слушает.
— Я должен вам сказать. Этот свист. Я его узнал. Прошлой ночью. На лужайке. Мне не следовало… но чувство долга…
Наступило долгое молчание. Аллейн и доктор Электон обменялись взглядами.
— Я не прочь, — прохрипел голос. — Как вульгарно.
Глаза закрылись.
— На то, чтобы он пришел в себя, может уйти несколько часов, Аллейн.
— Он что-нибудь тогда вспомнит?
— Может быть, все, вплоть до момента удара. Если нет серьезных повреждений мозга. — Доктор Электон склонился над пациентом. — Кровь течет. Надо наложить пару швов. Где мой саквояж? — Доктор вышел.
Фокс разговаривал с коллегами в коридоре.
— Надо опечатать библиотеку, и поставим кордон вокруг дома.
— Как насчет обыска? — спросил кто-то. Аллейн догадался, что это Уильямс.
— Лучше спросить шефа.
Фокс и Уильямс вошли в комнату вместе с доктором Электоном, который принес свой саквояж.
— Подержите ему голову, ладно? — попросил он Аллейна.
Тот взял двумя ладонями голову мистера Пириода и обратился к Фоксу и Уильямсу:
— Похоже, пресс-папье бросил человек, стоявший между столом и балконом, когда Пириод звонил. Я слышал, как телефонная трубка упала на пол, а потом раздался щелчок, будто распахнули балконную дверь. В аллее вы ничего не найдете. Земля сухая, как камень, да и в любом случае через этот балкон ходили все, кому не лень. У нападавшего было достаточно времени, чтобы замести следы и скрыться, но надо все-таки выставить охрану: он мог спрятаться где-нибудь в саду. Райкс и Томпсон с этим справятся. А вы, Фокс, отправляйтесь к мисс Картелл. Кто-то должен остаться здесь на тот случай, если он заговорит. Боб, вы не против?
— Нет, конечно, — ответил суперинтендант Уильямс.
— А я позвоню в Лондон.
— В Лондон? — переспросил Уильямс.
— Может быть, кое-что узнаю. Фокс, встретимся у мисс Картелл. О'кей?
— О'кей, мистер Аллейн.
— А Бейли пусть займется пресс-папье. Думаю, оно лежало на столе возле балкона. Там несколько пачек бумаг, и все, кроме одной, хорошо спрессованы. Кстати, в пепельнице лежат два окурка с губной помадой. Мисс Ралстон и Лейсс курят «Мэйнсейлс», леди Бантлинг — «Кафардс», а мистер Пириод — турецкие. Пусть Бейли проверит. Перчатки! — спохватился Аллейн. — Нам надо найти эти чертовы перчатки. Может, тут они и ни при чем, но все шансы на то, что убийца был в перчатках. Ладно, давайте займемся делом.
В этот момент — было без четверти двенадцать — он позвонил Николя Мэйтленд-Майн.
Потом Аллейн вернулся в гостиную к Электону:
— Он сказал
— Нет.
— Вот что, Электон: вы не могли бы побыть здесь немного вместе с Уильямсом? У нас мало людей, но нам важно каждое слово пострадавшего, а если он заговорит, Уильямсу понадобится свидетель. Кто-нибудь сменит вас, как только появится возможность.
— Ладно.
— Я вам очень признателен. Боб, запишите все, что он скажет.
Аллейн уже хотел уйти, как вдруг с дивана донесся слабый, еле слышный звук. Он продолжался секунды две, потом затих. Неизвестно, где в этот момент пребывала душа мистера Пириода, но он пытался петь.
Когда Аллейн выходил из дома, его остановил детектив-сержант Бейли.
— Есть одна мелочь.
— Какая мелочь?
— На гравии под балконом мы ничего не нашли, зато кое-что заметили на ковре.
— Что?
— Сигаретный пепел. Вдавленный в ворс двумя женскими каблуками, между прочим.
— Хорошая работа. Продолжайте.
Аллейн вышел на улицу и двинулся по аллее.
Ночь была темной, пасмурной, довольно душной. Подходя к садовым воротам, Аллейн уловил едва заметное движение в черноте разросшейся у дорожки зелени. Райкс или Томпсон, спрятавшиеся в засаде, или… Он прислушался и снова различил шорох и тяжелое дыхание. В эту минуту по аллее заплясал свет электрического фонарика, и с противоположной стороны появился сержант Райкс: очевидно, он пересек лужайку и пробрался сквозь окружавшие дом кусты. Сержант посветил в лицо Аллейну.
— Ох, простите, сэр. Тут нет ничего интересного, сэр. Только собачьи следы. Двух собак.
Аллейн молча кивнул ему на темные деревья.
— А? — не понял Райкс. — Что там? — Потом громко вскрикнул: — Вот черт!
Играть в прятки уж не имело смысла. Аллейн шепнул:
— Смотри в оба, дурень, — включил свой фонарь и направил на деревья.
— Вперед, живо! — скомандовал он, и Райкс последовал за ним.
Аллейн быстро прошел мимо низких кустиков и посветил в самую глубь чащи. Луч выхватил из темноты миссис Митчел и Альфреда Белта, который крепко сжимал ее в объятиях.
— О, прошу прощения, сэр, — произнес Альфред.
Миссис Митчел вскрикнула:
— Ах, какое совпадение! Боже мой, что о нас могут подумать, — и захихикала.
— Что мы о вас подумаем, — заметил Аллейн, — будет во многом зависеть от того, что вы нам расскажете. Пойдемте.
Альфред посмотрел на свои руки, словно это был какой-то чужой предмет, выпустил миссис Митчел и направился к аллее.
— Полагаю, сэр, — произнес он напряженным голосом, — ситуация и так вполне понятна.
— Мы не стали возвращаться через боковые ворота, — затараторила миссис Митчел, — потому что я боюсь тут ходить после того, что случилось.
— Смею заметить, сэр, вполне понятная реакция для женщины.
— Мы возвращались с приходского собрания, — сообщила миссис Митчел.
— Миссис Митчел наградили почетным подарком за работу в Женском комитете, и, как мне кажется, вполне заслуженно. Я принес ей свои искренние поздравления.
— Отлично, — сказал Аллейн. — Примите и мои.
— Большое спасибо, сэр. Это чайная ложка, — пояснила миссис Митчел и показала свой трофей.