Рукопашная с купидоном
Шрифт:
— Все оставайтесь на своих местах, — в очередной раз взял на себя инициативу Медведь, — а я пойду на разведку.
— До семи еще десять минут, — напомнила Лайма.
— Ничего — похожу, осмотрюсь.
Только очутившись в толпе возле телеграфа, Медведь сообразил, что не помнит в лицо помощника Дубняка. Он видел его мельком в коридоре, когда тот уводил Лайму, но больше, конечно, смотрел на нее, чем на него. Корнеев тоже его вряд ли помнит. Медведь немного подумал и решил, что не станет возвращаться к машине и пускаться в объяснения. Попробует
Бондопаддхай, которому не объяснили причины задержки, закрыл глаза и делал вид, что дремлет. Его помощник сидел тут же, как статуя, олицетворяющая покорность. Корнеев достал ноутбук, мобильный телефон, через который подключался к сети, и погрузился в нирвану. Одна только Лайма не знала, куда себя деть — постоянно смотрела то на часы, то в окно. Но было слишком далеко, чтобы увидеть что-нибудь стоящее.
— Уже четверть восьмого, — сообщила она Корнееву через некоторое время.
— Мг-м, — ответил тот, не поднимая глаз.
Лайма вздохнула. Вот только что был человек — и нет его. Сидит приставка к компьютеру, даром что хорошо выглядит.
— Половина восьмого, — обеспокоенно заявила она, сдерживая порыв встать и идти.
— М-м-м… — снова пробормотал Корнеев, исполняя на клавиатуре замысловатый пассаж.
— Ну вот что, — отчеканила Лайма, обращаясь к его макушке. — Я выйду и поищу Ивана. А то что-то он задерживается.
Она выпрыгнула из машины и захлопнула за собой дверцу. Корнеев не пошевелился. «Надеюсь, если Бондопаддхай решит бежать, он ему все-таки воспрепятствует», — пронеслось у Лаймы в голове. Другое дело, что пророку бежать было некуда и незачем.
Медведя Лайма увидела еще издали. Он занимался тем, что подходил к каждому мужчине, задержавшемуся возле входа на телеграф, и, нависнув над ним, грозно спрашивал:
— Эй, ты страдаешь болезнью Альцгеймера?
Люди отшатывались от него, а один даже покрутил пальцем у виска. Тогда Медведь схватил его за грудки, прижал спиной к стене и грозно вопросил:
— Альцгеймером не страдаешь, значит… А склероз у тебя есть?
В конце концов неудачи так его разъярили, что, подступив к очередному прохожему, он рыкнул, сжав кулачищи:
— А ну, признавайся, чем болеешь, сволочь?!
Подоспевшая Лайма услышала, как бедолага перечисляет:
— Вегетососудистая дистония, холецистит да плюс глаукома…
— Не то, не то! — сердился Медведь. — Врешь небось, как сивый мерин.
Лайма подошла сзади и решительно взяла его под руку.
— Иван, — сказала она проникновенно. — Отпусти товарища, и пойдем.
Иван вздрогнул и посмотрел на нее настороженно. Надо же — потерял над собой контроль. Что это с ним? Давно такого не случалось, еще со времен женитьбы. Оттого, что Лайма рядом, ему было как-то не по себе. Так уж сложилось, что женщина в присутствии красивого мужчины проявляет все свои достоинства, мужчина
— Никто не пришел, — сообщил он, хотя и так все было ясно. — Интересно, что это значит?
— Что бы это ни значило, надо уходить отсюда, — сказала Лайма. На открытом месте ей вдруг сделалось ужасно неуютно. — Не стоит тут светиться.
Они быстро прошли в переулок и забрались в машину.
— Жека, гони, — велел Медведь и решительно опустил крышку ноутбука.
Корнеев вскинул голову, агакнул и переместился за руль. Бондопаддхай, которому до смерти надоело сидеть в машине, злым голосом принялся отчитывать Лайму. Он-то полагал, что его встретят здесь как почетного гостя, а с ним обращаются, как с каким-то нищим. А он миллионер, известный человек, он не намерен и дальше терпеть подобное отношение…
— Ворчит? — спросил Медведь у Лаймы. — Давай все-таки скажем ему, что его хотят пришить. Вежливее будет.
— После того, как мы из-за него мучились?! В театре? Ни за что.
Она достала из сумочки свой мобильный телефон и увидела, что ей уже много раз звонили — и Болотов, и Люба. Любе она обещала, что сегодня обязательно встретится с Возницыным и поговорите ним о ребенке. Как же быть?
— Что, если вы поедете в гостиницу, а я подтянусь туда немного позже? — спросила Лайма весьма суровым тоном. — У меня есть обязательства, которые я просто не могу игнорировать.
Медведь хотел сказать, что не время сейчас исполнять какие-то другие обязательства, кроме тех, что налагаются службой, но сдержался и промолчал. Он же не командир группы, поэтому приказывать не может.
— Я бы вышла у метро, — добавила Лайма и, обернувшись к Бондопаддхаю, пояснила:
— Вас отвезут в гостиницу, хорошо?
— Они не говорят по-английски, — развредничался тот. — Как они узнают о моих пожеланиях?
— У меня есть телефон, о'кей? Если что — мне позвонят, и я устраню все недоразумения.
— Вы должны показать мне помещение, в котором будет работать университет. Мне сказали, что оно находится в очень хорошем месте.
Лайма немедленно представила, как они тащат пророка смотреть помещение, которое наверняка простреливается со всех сторон, как и кинотеатр «Спутник», и содрогнулась. И тут по задворкам ее сознания прокралась нехорошая мысль: может, этому пророку ногу сломать? Загипсовать и положить его в больницу. А когда подойдет срок, отправить в Дели. Пусть там долечивается.
Мысль Лайма отогнала, а вслух сказала;
— Конечно-конечно, не о чем беспокоиться. Сегодня отдыхайте, а завтра утром все обсудим.
Корнеев затормозил возле метро, Лайма выскочила наружу и помахала рукой всем сразу. Дождалась, пока машина сольется с потоком транспорта, отошла в сторонку и позвонила Болотову. Звонить было немножко страшно, потому что предстояло объяснять, почему они вечером не встретятся. И сегодня, и завтра, и, вероятно, послезавтра. До тех пор, пока Бондопаддхай не уберется в Дели.