Рукопись Чейма
Шрифт:
Джелликоу был одет в белую просторную шелковую тенниску и светлые зеленовато-желтые брюки. На рубашке виднелись пятна крови. Били его, скорее всего, в солнечное сплетение и в область сердца. Я приложил пальцы к его шее. Пульс не прощупывался. Сомнений в том, что Уилфред Джелликоу мертв, не осталось.
Но скончался он не так давно. Рвота и кровь еще не высохли. Едва я дотронулся до липкой крови Уилфреда, как во мне вспыхнули притупившиеся было эмоции.
Портье продолжал молча стоять, уставившись на труп. Я быстро обошел дом в поисках какой-нибудь коробки, пакета или кейса. Искал я тщательно, но недолго, потому что и не надеялся что-нибудь найти. И не нашел.
Я попросил портье не запирать дверь. Мы вернулись в здание администрации.
— Надо вызвать полицию, — сказал портье.
— Конечно. Но сперва, я надеюсь, вы ответите на несколько моих вопросов. — Я показал ему удостоверение частного сыщика, выданное властями штата Калифорния. Потом спросил: — Когда мистер Джелликоу, назвавшийся Гордоном Мэннерингом, снимал коттедж, был ли у него какой-нибудь пакет или коробка? — Я показал руками ее приблизительные размеры. — Возможно, это был чемодан. Не исключено, что он предпочел оставить свой багаж в сейфе отеля…
Портье взволнованно перебил меня:
— Об этом я и подумал, когда вы заговорили со мной. Я еще сказал, что все это странно. Я тогда не знал, что вы имеете разрешение на расследование.
— А что именно странно?
— Мистер Мэннеринг… тот джентльмен, который назвал себя мистером Мэннерингом, действительно оставил в сейфе пакет.
— Он еще там?
— Нет. Это-то и странно. Вы начали расспрашивать о мистере… о нем вскоре после того, как другой джентльмен принес от мистера Мэннеринга записку. Во всяком случае, она была подписана мистером Мэннерингом.
— И что было в записке?
— Распоряжение выдать сданный на хранение пакет подателю этой записки. И подпись мистера Мэннеринга. Я сверил ее с карточкой. А джентльмен предъявил еще и квитанцию с номером, которую мы всегда выдаем гостям, сдающим на хранение ценности. Я, правда, в тот момент был очень занят, но я не предполагал…
— Не вините себя. Откуда вам было знать, что происходит? Значит, вы выдали тому человеку пакет?
— Да, сэр.
Я попросил портье описать пакет.
— Он был тяжелый, — сказал он, — завернут в белую бумагу, наподобие той, в какую мясники заворачивают мясо. Двенадцати — четырнадцати дюймов длиной, десяти шириной и около шести толщиной.
Несомненно, речь шла о металлическом кейсе Чейма со всем его содержимым.
— Вы не справились у мистера Мэннеринга, перед тем как отдать тому человеку пакет?
— Нет, я… Понимаете, он регистрировался вечером, и сдавал на хранение пакет в мое дежурство, и сказал, что заберет пакет сам или кого-нибудь пришлет за ним с запиской.
На мгновение это меня озадачило, но только на мгновение.
Мне стало ясно, что Джелликоу понял: затеянное им дело ему не по плечу. Все оказалось сложнее, чем он думал. Он понимал также, что «Индейское ранчо» может оказаться ненадежным убежищем и ему придется удрать отсюда. Он считал себя очень умным, приготовившимся ко всяким неожиданностям, но дело в том, что Уилфред с самого начала повел себя непрофессионально.
Очевидно, он никогда не попадал в лапы профессиональных мошенников, никогда не испытал настоящей, жестокой, мучительной боли. Может быть, Гордон У. Мэннеринг рассчитывал, что сможет выдержать избиение, — если до этого дойдет дело, — и не проболтаться. Как ужасно ему было почувствовать крушение его наивных надежд.
— А записка еще у вас? — спросил я портье.
— Кажется… нет. Не помню. Все произошло в тот момент, когда я был очень занят.
— Расскажите о том человеке. Вы его видели раньше?
— Нет. Но… я его плохо помню. — Портье прикрыл глаза и прижал пальцы к вискам. Казалось, он испытывает физическую боль. — В это самое время уезжала большая группа гостей. Было… около одиннадцати. Всего три часа назад. Они собирались продолжить вечеринку, сдавали ключи, просили положить записки в отделения других гостей, смеялись… Ну, вы же знаете, как ведут себя подвыпившие люди. И в это самое время тот джентльмен и подал мне записку и квитанцию. И забрал пакет.
— Вы сможете его описать?
— На нем, кажется, был темный костюм, может быть, черный. Шляпа. И… простите, больше я ничего не помню.
— Ростом с меня? Выше меня? Полнее или худее?
— Нет, наверное, не выше вас. И вроде бы… похудее. Но все это я помню смутно.
Я подробно описал ему Виктора Пайна:
— Может, это он?
— По правде говоря, не могу сказать. Может, и он. Я просто… Тут толпилось столько людей… У меня не отложилось в памяти… Очень сожалею.
— Ничего. Все в порядке. Вы очень мне помогли. А в полицию лучше позвоните сами. Можете им обо мне сказать. Тут есть платный телефон?
Телефон находился в коридоре. Я позвонил Сэмсону и поговорил с ним. Рассказал, где я, что здесь произошло и что портье уведомил полицию Беверли-Хиллз.
— Но я хочу тебе сказать еще вот о чем, Сэм. Во-первых, я, наверное, не дождусь полиции. А во-вторых, советую тебе — хотя ты и не нуждаешься в советах — еще раз проверить донесение о Пайне. — Я сделал паузу и спросил: — Между прочим, как дела с Ладди?
— Попробуй догадаться.
Догадаться было нетрудно. Тюрьмы Ладди в очередной раз избежал. Он был свободен как птица. По крайней мере, пока.
— Кларенс Ладлоу вышел отсюда десять минут назад, — сообщил Сэмсон. — И знаешь, что он сказал? «Черт возьми, капитан, не будь вы копом, мы бы стали друзьями». И рот до ушей. — Сэм вздохнул. — Проклятье! Придется снова звонить Слэттери в Беверли-Хиллз, узнать, что он думает об этой истории. Пусть пришлют протокол.
— Попроси его узнать у полицейских, которые говорили с Пайном, не заметили ли они у него или в его машине какого-либо пакета.
— Я как раз собирался это сделать.
— Прости, капитан. Значит, позвонишь Слэттери? Отлично. Может, нужно объявить Пайна в розыск и дать словесный портрет? Ведь этот негодяй может улизнуть.