Румпельштильцхен
Шрифт:
— Черт, — ругнулась Дейл, включила ночник и сняла трубку с аппарата. — Алло? — сказала она, а затем, немного послушав, ответила, — Да, подождите немного, — и протянула мне трубку. — Это Блум.
— Алло? — сказал я.
— Что у тебя, Мэттью?
— Я тут кое-что вспомнил.
— Что такое?
— Во время похорон в прошлую среду, когда ты ушел, мы с Маршаллом остались вдвоем и еще немного поговорили. Морри, я думаю, что он тогда старался прозондировать почву. Мне кажется, что он пытался разузнать, что именно мне известно о тех телефонных звонках. Тех…
— Да? И что?
— Он проводил меня до машины.
— Мэттью…
— Морри, он знал мою машину. Он остановился
— Я тебя понял, — сказал Блум. — Давай быстро приезжай сюда, я хочу, чтобы ты подробно пересказал мне, о том вашем с ним разговоре. А я тем временем попридержу Садовски. Он здесь абсолютно не причем, но я думаю, что все же кое в чем он сможет оказаться нам весьма полезен.
Глава 11
Большинство людей даже и не предполагают, что профессия полицейского — это круглосуточное занятие, и что жизнь в полицейских участках не останавливается ни на минуту в любое время суток. Удивительно еще, что здания всех полицейских участков не изнашиваются до основания уже где-нибудь на третий год после их ввода в эксплуатацию; но даже это относительно новое сооружение, возведенное у нас в Калусе, стало подавать признаки того, что здание это мало-помалу начинает приходить в упадок. В то время, когда часовая стрелка стенных часов подобралась к цифре «12», а затем к ней присоединилась и минутная стрелка, и обе они замерли в строго вертикальном положении на весьма непродолжительное время, здесь, в полицейском участке даже в полночь царило полуденное оживление. Наверное целый дивизион детективов и облаченных в форму полицейских сидела за стоявшими в комнате столами и названивали по телефонам, один из них сидел и выискивал нужные буквы на пишущей машинке, разглядывая ее клавиатуру с таким недоверием, как будто буквы на ней были написаны на санскрите. За соседним с ним столом шел допрос какого-то порядком подвыпившего мужика, которым занимался детектив в рубашке с закатанными рукавами и пистолетом.38 калибра в наплечной кобуре. В другом конце комнаты женщина в забрызганной кровью кофточке рассказывала что-то полицейскому в форме. Садовски сидел за одним из столов рядом с Блумом; я к тому времени уже пересказал Блуму тот разговор, который произошел между мной и Маршаллом в день похорон — и теперь Блум принимался за работу.
— Конечно, прошло уже очень много времени с тех пор, как вам довелось слышать его имя, — сказал Блум Садовски, — но ведь вы все же совсем недавно говорили мне, что это было нечто похожее на Марчиано, или Мариани, или Мастрояни, или Мариэлли, что-то типа этого, но точно вы так и могли припомнить.
— А я и сейчас не могу его вспомнить, — отозвался Садовски.
— Правильно, и вот что я собираюсь сейчас сделать. Я хочу попытаться помочь вашей памяти вспомнить, о'кей?
— Конечно, если вам так угодно, — со вздохом проговорил Садовски.
Я вдруг понял, чем были заняты полицейские на телефонах. Они обзванивали все, даже самые захолустные отели и мотели, расположенные в городе Калуса, и возможно также в граничащей с нами Манакаве, а также Хезтервилле.
— Полиция Калусы, — сказал один из полицейских, — не можете ли вы сказать мне, мэм, не останавливался ли у вас постоялец по имени Эдвард Маршалл?
— Да, Маршалл, — говорил в трубку другой полицейский, — М-А-Р-Ш-А-Л, два «л» на конце, да, сэр.
— У вас там значится Эдди Маршалл?
— Или вообще хоть какой-нибудь Маршалл? А у вас проживают постояльцы по имени Эдвард?
— Да,
— Это довольно длительный процесс, вы должны это понять, — говорил Блум, — и мне очень жаль, что нам приходится утруждать вас подобным образом, но велика вероятность того, что он мог воспользоваться именем, которое было ему уже хорошо знакомо, то имя, с которым, по существу, он был рожден. Тогда ему не понадобилось бы выдумывать себе что-нибудь новое. Большинство из тех, кто регистрируется в отелях под вымышленными именами, тем не менее некоторым образом зачастую используют при этом свои собственные инициалы. Я надеюсь, вы знаете об этом. Здесь нет ничего загадочного, просто очень многие мужчины и женщины имеют при себе вещи с монограммами, ну там, рубашки, носовые платки, чемоданы, и поэтому было бы по крайней мере очень странно, если бы парень по имени Эдди Маршалл, одетый к тому же в рубашку с вышитыми на ней инициалами, вдруг взял да и записался в книге для гостей отеля как какой-нибудь Джон Смит, понимаете, о чем я?
— Да, — ответил Садовски и снова вздохнул.
— Хорошо, — сказал Блум, — очень хорошо, — и неожиданно он усмехнулся. В тот вечер его отличала необычайная веселость, которой никогда раньше я за ним не замечал. Казалось, что даже лишь один повод для подозрений — в дополнение к тому, что все сотрудники были уже просто-напросто захвачены этим — послужил для Блума тем самым толчком, в котором он так нуждался.
— Если вы не возражаете, мистер Садовски, то мне хотелось бы сейчас вместе с вами просмотреть телефонный справочник Калусы, весь его раздел на букву «М», строка за строкой, и это совсем не потому, что Маршалл здесь жил, конечно же нет, даже если это и было бы так, то он все равно значился бы в нем под своим теперешним именем, а вовсе не под тем, которое он сменил уже много лет назад, еще когда жил в Калифорнии — Пит, — неожиданно окликнул он, — ты уже дозвонился до Департамента полиции Лос-Анджелеса?
— Ага, — ответил Кенион, — они перезвонят утром, когда начнется рабочий день в судах.
— А что там слышно о Сан-Диего и Фриско?
— Над этим работают Рейнолдс и Ди Лука.
— Он уже вернулся из отпуска? — спросил я.
— Кто вернулся из отпуска? — повернулся ко мне Блум.
— Ди Лука.
— Во как. А я даже не заметил, что его не было, — проговорил Блум и рассмеялся.
— Он вернулся уже, — сказал Кенион. — Приехал вчера. А вы что, знакомы с ним?
— С Сакраменто ты тоже свяжись, — посоветовал Блум. — Пусть они утром как раз и начнут свой рабочий день с этого. Если парень меняет свое имя, то должна же запись об этом где-то сохраниться.
— Точно, — согласился Кенион и вышел из комнаты.
— Вот телефонная книга, — сказал Блум, обращаясь к Садовски, — и вот что мы сейчас сделаем: я буду опускать все фамилии, которые вовсе не похожи на итальянские, такие как, Мейсон, Мур или Мориарти, ну вообще, таких. Но вот например здесь дальше встречается фамилия с множеством гласных — на, например, вот, здесь, Макалерро, это похоже на то, как его звали?
— Нет. Я не знаю, не уверен.
— А вы подумайте немного. Макалерро. Это вам о чем-нибудь говорит?
— Нет, ничего.
— А вот еще одно, сразу за ним. Макарро.
— Нет. Его звали длиннее.
— Ладно, еще ниже на той же странице Макиниста, похоже?
— Нет, — сказал Садовски.
— Маэгли?
— Нет.
— Маэстро?
— Нет.
— Маффето?
— Нет.
— Мфрисиано?
— Нет.
— Магалетто?
— Нет.
— Если тот парень изменял себе имя, — сказал один из детективов, которого все звали Грегорио, — то он мог просто-напросто перевести его.