Русь потусторонняя
Шрифт:
— Проходи! Что встал как столб?!
Когда он вошел, Лена уже носилась по дому со скоростью реактивного лайнера, накрывая на стол и готовя чай.
— Чай? Кофе? — спросила она.
— Кофе…
— Не угадал. Чай!
Павел рассмеялся вместе с ней этой заезженной шутке, и спустя пару минут они уже пили кофе со сгущенным молоком.
— Сейчас перекусим и пойдем на ГЭС, — лопотала, тем временем Лена, — Отсюда недалеко, километра три. Сейчас ее не слышно — напор воды маленький, а по весне, когда тает снег в горах, папе приходится приоткрывать ворота, чтобы плотину не снесло. Вот тогда
— Скажи, и не страшно тебе здесь жить? — спросил Павел, блажено откидываясь на спинку стула.
— А чего тут бояться?
— Ну, я имею в виду, что это как дом с привидениями. Дом, в котором много лет назад произошло что-то страшное.
— А, ты об этом… Первое время боялась. Мне же, когда мы сюда приехали, всего шестнадцать было. Молодая еще, глупая… Мне все время казалось, что вот сейчас из под моей кровати выползут маленькие детские ножки, залитые кровью будто соусом, и будут танцевать на мне вальс, пока не затопчут насмерть. Я тогда и к Наташе в больницу бегала, расспрашивала у нее о том, как да что. А потом привыкла. Вижу, что Наташка — девчонка хорошая, что просто мать у нее с шизой была… сама она, конечно, тоже псих тот еще, но псих мирный. Я до сих пор не понимаю, как она, на вид такая нормальная, могла убить свою мать? Она тебе об этом ничего не рассказывала?
— Нет… — машинально откликнулся Павел, отмечая про себя, что все же очень уж хочется ей узнать побольше об их разговоре.
— Пойдем присядем на диван. А то на стуле сидеть как-то не удобно. Да и вообще, кухня — не место для того, чтобы беседовать с гостем.
Едва Павел оказался на диване в зале, как Лена каким-то неуловимым движением приземлилась ему на колени.
— Я тебя не раздавлю?
— Мы в такие шагали дали, что не очень-то и дойдешь. Мы такие мешки таскали, что не очень-то донесешь! — процитировал он песенку деда мороза, положенную на мотив «Машины времени», — И потяжелей видали.
Он едва успел закончить фразу, как ее губы припали к его губам, а ловкие руки успели расстегнуть пару пуговиц на рубашке.
— Я слышала, что москвичи — народ горячий… — прошептала Лена ему в ухо, заваливая его на диван и продолжая как-то незаметно расстегивать рубашку.
— А я наоборот слышал такое про сибирячек.
Для Павла было в диковинку быть практически изнасилованным девушкой. Недостатка в общении с противоположным полом он не испытывал никогда, и мог не кривя душой назвать себя не обделенным женским вниманием. Вот только обычно ОН охмурял девушку, тонко намекая ей на то, что прочь оказаться с ней под одним одеялом. Мужчине должна принадлежать ведущая роль — так, по крайней мере ему всегда казалось.
Но Лена плевать хотела на мужское эго. Она на корню пресекала все попытки Павла перейти в наступление, и наступала сама… Это было похоже на войну, в которой один полководец умело манипулирует армией другого, давая противнику только один путь к наступлению. А когда тот бросает все свои силы в атаку — сжимает его войска с двух сторон, устраивая форменную бойню.
Вот только на сжимании с двух сторон аналогия с войной заканчивалась — дальше Павел при всем желании не смог бы найти в памяти ничего похожего. Даже ощущение легкого, гибкого женского тела в руках было каким-то новым, не таким, как всегда.
Эта игра в войну повторялась три раза с небольшими перерывами, и каждым разом Павел все четче и четче понимал, чего она хочет от нее, и выполнял эти желания, осушая себя до капли.
Сорок минут спустя, когда он обессиленный лежал на диване с глупой улыбкой замершей на губах, Лена, как ни в чем не бывало соскочила с него и принялась одеваться.
— Ну что? Идем?
— Да постой же ты, бестия! — Павел попытался было поймать ее за руку, но девушка легко ускользнула в сторону, — Ты что же, совсем не устала?
— Нет! — с улыбкой ответила она. — Теперь я лучше понимаю анекдот о том, что делает аист после того, как принесет ребенка. Поворачивается на бок и храпит. Видать, на большее, чем храп, сил у вас, мужиков уже не остается.
Но, тем не менее, Лена все же улеглась на диван рядом с ним, положив голову Павлу на грудь.
— Оставайся здесь… — сказала она, — В Мраморном. Здесь хорошо… Отец тебе поможет приличную работу найти, самому это у нас сделать трудно.
— Нет, — чувствуя себя предателем ответил Павел, — Мне нужно вернуться в Москву. У меня там… — он чуть было не сказал «Есть кое-кто», но вовремя прикусил язык. — У меня там работа. Мой диплом…
— Да ладно тебе заливать! — Лена вновь соскочила с дивана и встала над ним словно очаровательная скульптура новой Венеры Милосской. Впрочем, Павел тут же погнал от себя этот образ, вспомнив о том, что у Венеры не было рук. Почему-то отрезанные ноги и руки упорно лезли в голову — Что я, не вижу, что ли? Ты кто угодно, но только не студент. Ну, хотя бы, откуда у студента столько бабок?
— Богатые родители.
— Чушь! Сыночек богатых родителей нипочем бы не помчался в нашу глухомань писать какой-то занюханный диплом. Тебе бы его принесли на блюдечке с голубой каемочкой. Уж поверь мне, я сама здесь, в Мраморном, в строительном техникуме учусь. Мне даже на занятия ходить не надо — преподы так оценки поставят. Так кто же ты?
Собственно, Павел и не ожидал, что легенда о том, что он — студент-социолог, покажется всем достаточно убедительно. Стоило только задуматься, почему студент больше интересуется паранормальными явлениями и отрезанными ногами («Тьфу! Дались же они мне?!»), чем укладом жизни горожан, как вставал резонный вопрос, откуда таковой студент выискался. Но не рассказывать же было Лене всю правду? Во-первых — не поверит. Во-вторых, если поверит, то кто знает, с какими намерениями она только что сделала его самым счастливым человеком на свете? Быть может, как раз за тем, что бы он расслабился и выболтал ей все, что мог?
— Лен, ты сядь, ладно… — попросил Павел, напуская на себя максимально серьезный вид, — А то мало ли.
— Сижу, — она тоже посерьезнела и пристально смотрела на него.
— В Москве давно заинтересовались вашим городком. Ходит слух, что он стоит на какой-то особой горной породе, оказывающей психокинетическое воздействие на человека. Ты, ведь, и сама замечаешь, что Мраморный — не совсем обычный город. Слишком много смертей, особенно самоубийств. Сумасшедшие плодятся как кролики…
— Есть такое… — пробормотала она.