Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва
Шрифт:
В обратный путь Всеволода провожала вся Конюховка от мала до велика. Оружие и вещи, отнятые смердами у вирника Фатьяна и его людей, были уложены в два мешка, которые Всеволод приторочил к своему седлу. Он выехал в путь на рассвете.
В дороге Всеволод обдумывал слова и доводы, с какими он собирался выступить обвинителем вирника Фатьяна в присутствии князя Владимира. Всеволод был уверен, что Фатьяну не удастся избежать наказания, ибо князь Владимир не терпел, когда приближенные запускают руку в его мошну. «Скорее всего
У него над головой со скрипящим посвистом перелетали с дерева на дерево юркие коростели. Яркий свет солнца искрился на листве берез и дубов.
На душе у Всеволода было радостно от птичьего щебета, от солнечных лучей, льющихся с небес, от осознания того, что ему выпало на долю творить добро, примиряя знать и бедноту, подобно апостолу Павлу. «Все мы христиане, – размышлял Всеволод, – все мы равны перед Богом!»
С утра было солнечно и жарко, но к вечеру небо затянули мутные лохматые тучи. Заморосил вдруг дождь, прибивая теплую дорожную пыль.
Подъезжая к Мурому, Всеволод ощутил в воздухе острый запах дыма. «Не иначе, где-то лес горит!» – встревожился он.
Переехав по деревянному мосту речку Солоху, Всеволод остановил усталого коня на вершине холма, с которого открывался вид на Муром-град. И тотчас сердце замерло у него в груди. На месте муромских посадов чернели огромные пепелища, над которыми тут и там стлался беловато-серым шлейфом дым, разносимый ветром. Ближайшие к Мурому деревни, раскинувшиеся на берегу реки Солохи, тоже были сожжены.
Бревенчатый детинец Мурома не пострадал от огня. Пузатые башни крепости, укрытые тесовой кровлей, смотрелись мрачновато под косыми струями дождя.
Людей на пепелище не было. В небе кружили стаи ворон и галок.
Торопя коня, Всеволод въехал под темные своды городских ворот. Его остановили трое стражей в кольчугах и шлемах, со щитами и копьями в руках.
– Кто таков? Откуда едешь? – раздался громкий окрик.
Жеребец Всеволода испуганно дернул головой, почувствовав на узде чужую руку.
– Я – тиун. Путь держу издалека, – ответил Всеволод, вглядываясь в лица стражников. – Я ездил в село Конюхово по поручению Владимира Даниловича.
– Не спеши, тиун. – В голосе одного из воинов послышалась насмешка. – Удрал из Мурома Владимир Данилович. Теперь здесь княжит его дядя Глеб Георгиевич.
– Вот и покумекай, тиун, стоит ли тебе в Муроме появляться? – прозвучал другой голос с оттенком сочувствия. – Почти все слуги Владимира Даниловича сбежали вместе с ним в Нижний Новгород.
– А огнищанин Сильвестр тоже сбежал? – спросил Всеволод.
– Нам об этом неведомо, тиун, – прозвучал ответ.
– Я никакого зла Глебу Георгиевичу не причинил, – промолвил Всеволод, – поэтому бегать от него не стану. Коль возьмет меня Глеб Георгиевич к себе на
– Проезжай, тиун. – Старший из стражников махнул рукой, отступив в сторону. – Здравые речи ты молвишь. Не все ли равно, какому из князей служить, лишь бы серебро в кошеле звенело.
Всеволод тронул коня пятками, двинувшись вперед. У себя за спиной он услышал громкий смех стражей, которые были явно навеселе.
Огнищанин Сильвестр оказался у себя дома. Он очень обрадовался, увидев перед собой Всеволода.
– Исполнил я поручение князя Владимира, – сказал Всеволод, указав огнищанину на холщовые мешки, которые он внес в дом. – Однако, как я погляжу, в Муроме теперь Глеб Георгиевич хозяйничает. Как же случилось такое?
Сильвестр повелел челядинкам накрыть на стол, а сам принялся рассказывать Всеволоду о том, что приключилось в Муроме за последние три дня.
Оказалось, что в тот же день, когда Всеволод выехал в Конюховку, в Муром прибыли послы хана Тохтамыша во главе с эмиром Ак-Ходжой.
Свиту Ак-Ходжи охранял большой отряд ордынской конницы, числом около восьмисот всадников.
– В Муром послы Тохтамыша заехали, двигаясь из Нижнего Новгорода в Рязань, – молвил Сильвестр, прихлебывая квас из липового ковша. – Тохтамыш повелел Ак-Ходже прощупать настроение нижегородских князей, намереваясь настроить их против Москвы. В Нижнем Новгороде послам Тохтамыша дали от ворот поворот, поэтому они и направились в Рязань. Владимир Данилович тоже не стал разговаривать с ордынцами, закрыв перед ними ворота. Татары ушли от Мурома, даже ночевать здесь не стали, хотя день клонился к закату.
На следующее утро стража, как обычно, растворила городские ворота, дабы люди из предместий могли попасть на торжище. И тут на Муром налетели татары, словно вихрь, да не одни, а с дружиной Глеба Георгиевича. – Тяжело вздохнув, Сильвестр мрачно добавил: – Как позднее выяснилось, Ак-Ходжа привел свой отряд в Мещерский городок, что в сорока верстах от Мурома по дороге на Рязань. А городком этим владеет Глеб Георгиевич, который подбил Ак-Ходжу к нападению на Муром. Владимир Данилович пребывал вместе с семьей в своем загородном сельце, а дружинники его разъехались по волостям, собирая подати и оброки с крестьян. Потому-то татары так легко взяли Муром.
Всеволод сел трапезничать, но кусок не шел ему в горло. Он бросил обеспокоенный взгляд на Сильвестра и спросил:
– Что ты намерен делать?
– А что я могу? – Сильвестр пожал плечами. – Князья наши испокон веку грызутся между собой, уделы свои деля. Стар я уже, чтобы в эти межкняжеские распри влезать. Глеб Георгиевич позволил мне остаться в Муроме, оставив за мной должность огнищанина. В селах страда началась, нужно хлеба убирать. На пасеках пришла пора осенний мед качать. С огородов нужно вывезти капусту, репу и горох. Дел много, друже.