Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва
Шрифт:
«Не пристало тебе, милый, быть соглядатаем Тохтамыша, который точит зуб на Дмитрия Донского, – сказала Агафья. – Лучше нам уехать в Муром к моей родне, начать там новую жизнь, навсегда позабыв про Тохтамыша и про постылую татарскую неволю!»
Всеволод согласился с Агафьей. Намеренно задержавшись в Рязани, Всеволод и обе его спутницы отстали от ханского каравана. Они повернули к Мурому, куда и прибыли на третий день пути.
Укрепленный детинец Мурома был расположен на Княжьей горе, у подножия которой лежало неглубокое озеро Кстово, соединенное с Окой узкой протокой. Причал для торговых
Ниже по течению Оки имелась еще одна пристань, устроенная близ Спасо-Преображенского монастыря, деревянная стена которого возвышалась на взгорье всего в полусотне шагов от реки. Первые муромские князья, присланные сюда из Киева, держали свои подворья на месте строений Спасо-Преображенского монастыря. Лишь со временем князья и их челядь прочно утвердились на Княжьей горе, которая до этого называлась Перуновой горой, поскольку там когда-то находилось капище языческого бога Перуна.
К северо-востоку от Мурома на расстоянии полуверсты находились еще две монашеские обители: Благовещенский мужской монастырь и Троицкий женский монастырь. Так же, как и Спасо-Преображенский монастырь, обе эти обители были обнесены бревенчатыми стенами с высокими башнями по углам. Укрепленные монастыри как бы оберегали град Муром с трех сторон, а с четвертой южной стороны несла свои воды река Ока.
Посады Мурома, населенные ремесленниками и торговцами, широко раскинулись по всей округе. Если Никольская слобода вытянулась вдоль берега Оки, как и Корабельная слободка, то Плотницкий околоток упирался в лесную чащу, примыкая к крепостным валам Мурома с северо-запада.
Муромские посады довольно часто горели во времена вражеских вторжений. Последний татарский набег случился шесть лет тому назад. Тогда ордынцы не смогли взять хорошо укрепленный Муром, зато они отыгрались на здешних посадах, спалив их дотла. В ту пору Агафья и угодила в татарское рабство.
Терем родителей Агафьи некогда стоял в Никольской слободе, ныне на его месте были возведены хоромы какого-то богатого купца. Посад был отстроен заново, поэтому Агафья пребывала в некоторой растерянности. Улицы были на том же месте, но дома на них стоят совсем другие. Агафье удалось разыскать людей, живших когда-то по соседству с ее семьей. От них Агафья узнала, что ее отец и мать были убиты татарами во время того страшного набега, ее брат был уведен невольником в Орду, а старшая сестра Пелагея ныне проживает в селе Карачарове вместе с мужем и детьми.
Село Карачарово лежало всего в трех верстах от Мурома. Дорога туда пролегала через вековой сосновый лес, пронизанный золотыми солнечными лучами.
Пелагея была старше Агафьи на семь лет, ей только-только перевалило за тридцать. Мужем Пелагеи был небогатый купец Федул, торговавший льном, медом и воском.
Встретившись после шестилетней разлуки, Агафья и Пелагея крепко обнялись, обливаясь слезами. Печально памятный татарский набег выкосил всю их родню: кого-то ордынцы убили, кого-то угнали в полон. Первый супруг Пелагеи
Пелагея пошла замуж за Федула не по любви, а от безысходности. Не о себе думала, а о детях, которых надо было на ноги подымать. После татарского набега Пелагея осталась без родни, без жилища и без средств к существованию. «Всех неженатых мужиков в Муроме в то злосчастное лето по пальцам можно было пересчитать, – сетовала Пелагея в беседе с сестрой. – А вдов было полным-полно, почитай пол-города. Кабы я тогда не пошла за Федула, то его мигом к рукам прибрали бы. Еще бы! Федул в торговых делах хваткий и денежки у него водятся. А то, что Федул внешне неказистый, так с лица воду не пить…»
Фрол, брат Федула, всегда нравился Агафье. Был он человеком с широкой душой, отзывчивым на любое горе, выделялся и статью молодецкой. Федул же всегда смотрелся рядом со своим старшим братом, как поганка рядом с грибом-боровиком. Да и нравом Федул был алчен, злопамятен и завистлив. По молодости Федул сватался к Агафье, но получил от ворот поворот.
Ныне, принимая Агафью в своем доме, Федул поглядывал на нее свысока. Мол, ты, лебедушка, в свое время побрезговала мною, но я все же внакладе не остался, высватал-таки себе твою сестру-красавицу!
Агафья не стала скрывать от Пелагеи, через какие унижения ей пришлось пройти, пребывая в татарской неволе. Не умолчала Агафья и про свою жизнь в ханском гареме. Вскоре Агафья пожалела о том, что откровенничала с сестрой.
– Глядя на тебя, сестрица, на твой цветущий вид, не скажешь, что ты шибко страдала, живя в ханском дворце, – как-то раз заметила Агафье Пелагея. – Погляди-ка на меня, голубушка. Я стала тощая, как щепка, хоть и не мыкаюсь в рабстве. А вспомни, какая я была в юности, кровь с молоком!
Агафья не знала, что сказать сестре на это. Неволя истерзала душу Агафьи, однако она не умалила ее внешней прелести. Пелагею же частые роды, постоянные труды и заботы иссушили, состарили до срока. Раньше-то Пелагея была словно яблоко налитое, а сейчас она похудела и стала казаться выше ростом. На лице у Пелагеи залегли глубокие морщины, особенно заметные у рта, на лбу и в уголках глаз. Последние роды дались Пелагее особенно тяжело, она едва не умерла, разродившись мертвым младенцем. Случилось это год тому назад.
– Не пойму я тебя, сестрица, зачем ты на Русь подалась? – донимала Пелагея Агафью. – Муж твой был в чести у хана Тохтамыша, у вас в Сарае имелся дом и неплохой достаток. По вашей одежке видать, что вы явно не бедствовали, живя в Орде. У тебя даже служанка имеется, как у знатной госпожи. Хоть ты и называешь Ильгизу своей подругой, но я же вижу, как она ухаживает за тобой. А может, Всеволод женился на вас обеих, ведь многоженство в обычае у татар. Может, вы оба бохмитскую веру приняли, а?
– Ни я, ни Всеволод от христианской веры не отрекались, – сказала Агафья, сурово сдвинув брови. Она показала сестре свой нательный крестик. – Зачем ты говоришь мне все это? Разве достаток на чужбине может заменить отчий край?